Пообщавшись с офицерами, я прошел в канцелярию родного эскадрона, где представился моему новому командиру. Леон Оскарович, в отличие от ротмистра Абалешева, человека веселого и подкупающего своей открытостью, был несколько суховат по натуре, сказывались немецкие корни, происходил он из остзейских дворян. Но за внешней чопорностью скрывались исключительная порядочность и желание всегда прийти на помощь. Намного старше нас, молодых офицеров 1903–1904 годов выпуска по возрасту, как-то незаметно стал своего рода наставникам с первых дней нашего появления в полку, с исключительным тактом помогая советами в различных перипетиях офицерской жизни. Он был, несомненно, достоин этого назначения. Тем более, что был первым в списке старшинства по полку [13] .

В своей просьбе посодействовать решению вопроса с денщиком, я нашел его полное взаимопонимание. Он заверил меня, что готов поставить положительную резолюцию на моем рапорте, но в любом случае до полного выздоровления для моего Федора будет наиболее благоприятный режим.

Командир полка полковник Раух принял меня у себя в кабинете. Так же еще раз выразил соболезнование в связи со смертью отца. Я, в свою очередь пригласил его завтра в фамильный особняк на поминки в девятый день со дня смерти [14] . Это приглашение очень растрогало его. Дело в том, что в этот день в доме умершего собираются только близкие друзья и родственники, но присутствие Георгия Оттоновича, начинавшего свою службу под командованием отца, по-моему, будет здесь более чем уместным.

По денщику у командира возражений не было, он заверил меня, что не позже завтрашнего дня, после всех бюрократических процедур, рядовой второго года службы Федор Антипов убудет в мое распоряжение. Единственное ограничение, которое он установил в связи с предполагаемым ежедневным отсутствием онного рядового, это то, что раз в неделю он должен являться по месту службы, "дабы предстать пред ясные очи эскадронного вахмистра для осмотра внешнего вида и…"

После этого, получив у полкового адъютанта штабс — ротмистра Телесницкого отпускной билет, я отправился на поиски своих друзей — трех мушкетеров: Федора Эвальда, Юру Лишина и Сергея Бурсака. Ну конечно, нашлись они в манеже, в уголке, выделенном командованием для "гимнастических упражнений", как было сказано в приказе. К ним присоединился еще один молодой офицер, корнет Гарин. Выпускник Елисаветградского юнкерского училища, тихий, ничем не примечательный юноша, вышедший в полк на год раньше меня.

И занимались они, конечно же тем, что терзали боксерскую грушу, стараясь выбить из нее пыль. По очереди. А кто не в очереди, участвовали в извечном мужском состязании — кто сильнее. В частности, в данный момент изображали подобие боксерского поединка.

— О, Александр! — первым отреагировал корнет Лишин, — и тут же получил увесистый плюх от Федора Эвальда, еле успел прикрыться плечом, но все равно получилось довольно чувствительно, — Ай! Ты чего, больно же!

— Ой, извини, просто не успел остановиться, — пристыженно промолвил Федор, и уже ко мне: — Здравствуй, Саша! Проходи, мы тут вот…

— Здравствуйте, господа! У вас, вижу, бои идут нешуточные. А ты, Юра, не отвлекайся, на ринге, пока не остановлен бой, в любую минуту может "прилететь", соперник ждать не будет, — Тут мне вспомнился рассказ моего первого тренера из того времени о курьезном случае на Олимпиаде 1952 года в Хельсинки, который я и рассказал, конечно, адаптировав к нынешнему времени и не упоминая фамилий [15] .

— Но это же не по джентельменски, — тут же хором отреагировали друзья, в том числе и Федор.

— Вопрос не в джентльменстве. Бесспорно, одна из основных идей спорта, и бокса, как такового, является культивирование джентльменства, порядочности и уважения соперника. Но в то же время спорт, во-первых, должен воспитывать дисциплинировать и четкое выполнение правил поединка и команд рефери. Здесь, конечно рефери нет, но правилами четко определено, что бой заканчивается после команды об окончании. И во вторых, Юра, по просту говоря, не зевай, следи за противником, тогда и не получишь.

— Правильно, а то вечно летаешь где то в своих эмпириях, — подтвердил Сергей Бурсак, — отвлекаешься все время, не следишь за своим vis-а-vis [16] .

— Да будет вам, как дети малые, ей богу! — одернул Федор Эвальд товарищей, — здравствуй, Александр, рады видеть тебя! Слышал, ты испросил отпуск, как, прошение удовлетворено? И вообще, как ты, чем думаешь заниматься?

— Здравствуйте, друзья, я рад видеть вас! Да, Георгий Оттонович подписал мой рапорт, надо решить некоторые юридические вопросы, обдумать планы на будущее, да и просто прийти в себя.

— Александр, еще раз прими наше соболезнования, это большая утрата. Конечно, тебе надо прийти в себя после случившегося. Но помни, мы всегда готовы…, все, что от нас зависит…

— Спасибо, друзья, я ценю ваше участие и благодарен вам. Я испросил отпуск на два месяца, пока планирую жить у себя, на Васильевском. Всегда буду рад видеть вас там. Да и здесь буду появляться иногда. Кстати, квартира у меня здесь, у Пальгунова, оплачена вперед, я ей это время мало буду пользоваться, да и домоуправительницу не рассчитывал, так что при желании и необходимости — можете пользоваться, без всякого.

— О, спасибо, Александр, это очень кстати, ты же понимаешь, иногда возникает необходимость не афишировать свою личную жизнь, а в офицерском доме это не всегда удается, — обрадовался наш штатный дамский угодник Юра Лишин.