Лицо Джоша выглядит серым в свете монитора и намного старше своих тридцати двух лет.

— Джош? — шепчу я. — Леви в порядке?

Он отрывает взгляд от начальной страницы «Камней Зендара» и смотрит на меня.

— Ты слышала, что произошло?

Я услышала достаточно. Киваю. Мое тело напряжено и дрожит, словно сдерживает готовый вырваться в любую минуту крик. Я молю Бога, чтобы Джош не начал рассказывать мне никаких подробностей. Если я услышу о ранах, воплях или рвоте, мой крик вырвется на свободу.

— Леви в больнице, — говорит Джош, едва удерживая контроль над своим голосом. — Твоя мама с ним. Он очень, очень болен. Ясно?

— Да, — шепчу я.

— Нам просто нужно подождать.

Джош напряженно выдыхает и возвращается к экрану с игрой. Но затем он прячет лицо в руках. Я сажусь на диван и опускаю взгляд на свои руки, они взмокшие и мелко дрожат. Я включаю телевизор и ставлю документальный фильм про Людовика XVI, но звуки клавесина, даже на полной громкости, не могут заглушить рыдание, которое Джош пытается, но не может подавить.

До выпускного вечера я ощущала мир ярким, сверкающим и полным новых потенциальных возможностей. Вернувшись в октябре и будучи на волне острых ощущений, я первая проявила инициативу и попросила Жака Сент-Пьера, чертовски привлекательного студента по обмену из Франции, быть моим парнем на выпускном вечере. Каким-то чудом, к концу года Жак так и не отклонил мое предложение и не выбрал себе другую спутницу. Весь год мне казалось это сном, но это действительно произошло.

Я считала, что, если я смогу действительно покорить его сердце тем вечером, я последую за этим парнем до самой его родины. За прошедший год, работая кассиром в «Сэйфвэй», я накопила шестьсот долларов и была полна решимости поехать во Францию с ним или без него, но «с ним» было предпочтительней. По крайней мере, «с ним» означало бесплатное жилье в этой стране. Все это стало бы достойным началом воплощения в жизнь моего плана на отрезок жизни после школы до колледжа, и послужило бы отправной точкой моей, хотелось бы надеяться, долгой истории в качестве путешественника. А если бы еще и Жак был со мной… это было бы поистине замечательно.

Я потратила три часа на макияж, прическу и облачение в платье. И, в конце концов, французская королева Мария-Антуанетта все-таки глядела на меня из зеркала. Я не казалась полной её копией. Это всё же выпускной, а не историческая реконструкция. Хотя, думается, что предпочла бы всё же последнее. Скорее всего, я надела бы высокий, напудренный парик, сейчас же я уложила свои каштановые волосы, которые выглядели такими же, как и всегда, и ощущались хрустящими от лака для волос.

Как только я была готова, мне не оставалось ничего другого, как ждать Жака. Он должен был забрать меня на лимузине, который мы арендовали вместе с его друзьями. Я присела на кровать и стала представлять себе реакцию, которая появится на лице Жака, когда он увидит, как идеально я выгляжу. Мое сознание заполнилось картинками, как открывается дверь, он заходит, медленно находит меня глазами, и когда его взгляд останавливаются на мне, челюсть Жака падает на пол. Как в сюжете из женского фильма, когда героиня преображается, и герой наконец-то видит, как она красива на самом деле. Я подумала, что, будучи в образе Марии-Антуанетты, связанной с его родным городом Версалем, я должна показаться ему неотразимой. Он посмотрел бы на меня и почувствовал себя как дома. Его взгляд больше никогда не скользил бы мимо меня.

— Кейра! — крикнул мой отчим Джош. — По-моему, Жак здесь!

Дрожь пробежалась по моему позвоночнику, я спрыгнула с кровати и пошла к двери. Пока я осторожно ступала по комнате, моя длинная пышная юбка то и дело цеплялась за мебель. Чтобы протиснуться в дверной проем, мне пришлось нагнуться и сжать каркас платья. Хотя внутри я закипала от смеси нетерпения и раздражения, я решила пронести свою роль с честью. Это было настоящим опытом для роли Марии-Антуанетты.

Я была на вершине лестницы, когда Джош распахнул входную дверь. На пороге стоял Жак, одетый в смокинг от кутюр. Его взгляд устремился вверх, как раз в то время, когда я, как шелковое наваждение, в своей роскошной пышной юбке поплыла вниз по лестнице. Я действительно не могла бы придумать лучшего момента.

Краски сошли с его лица, а глаза вылезли из орбит.

— Добрый вечер, Жак, — сказала я с лучшим французским акцентом, на который была способна. — Тебе нравится мое платье?

Его рот открылся, но Жак так ничего и не ответил. Его идеальные брови поползли по лбу. Спустя секунду молчания, Жак рассмеялся. Он попытался подавить смех, но он все равно вырывался.

— Вот дерьмо! — сказал парень.

Это не было «вот дерьмо», подразумевающее «ты выглядишь великолепно». Это было «вот дерьмо» сродни тому, когда ты роняешь стакан и тот разбивается, «вот дерьмо», означающее «я облажался», вроде того, которое означает «во что я вляпался?». Даже спустя целых два месяца, просто вспоминая это, у меня в животе образовыватся яма.