И это вам не какая-нибудь там новомодная причёска ведущего специалиста отдела маркетинга, приведшая всех коллег в неописуемый восторг (этот вид восторгателей оттого вызывал много вопросов, что было сложно понять, какое преимущественное чувство превалировало в них, правда, одно можно было точно сказать, что эта причёска никого из них не оставила равнодушным), или тот же новый костюм от какой-нибудь итальянской, замелькавшейся на подиумах морды, и ставшей до того мультибрендовой, что даже Медуза Горгона из-за неё начала страшиться за свой безупречный вид. И это нечто совсем другое.

Хотя кого сейчас волнует что-либо не касающееся себя или даже не самого себя, а того, что тебя представляет или же уже ты сам представляешь.

Так, к примеру, костюм по цене машины, взятый в кредит ищущим своих лёгких путей к сердцам особ женского рода, редактором отдела светских новостей под фонтанирующим именем Теодор, подающим не только надежды, но также кидающим всякие комплименты в лицо дамам бальзаковского возраста и сальные шуточки им в спину, разве не занимает теперь все его мысли? А ведь этот костюм должен был проложить свой мысленный путь к сердцам, как безголовых молодых особ, так и обеленных возрастом, но украшенных бриллиантами и красками, увлажненных кремами, подтянутых и не только физическими нагрузками, отягощенных накоплениями на боках и на счетах бизнесвумен.

И ничего, и у Теодора всё равно всё отлично.

Ну а другая покупка, покупка новой машины редактором отдела политики, на которой он из своих политических соображений подвёз на работу лишь тех своих коллег, кто приближён там к чему-то влиятельному. Конечно, очень здорово и говорит о том, что у редактора отдела политики на этом стратегическом для себя направлении, всё идет просто отлично (Из политических соображений и по рекомендации имеющих опыт в подобных делах, имеющих вес товарищей, значение употребленного слова «отлично», идёт вместе со связкой «от других», что совершенно не значит, что у него всё зашибенно здорово, а значит всего лишь то, что он как индивидуальность имеет своё право на самовыражение).

Но так или иначе, а у политредактора для виду тоже всё отлично. Вот только у нелицемерного Алекса не всё так отлично.

И вот когда у вас всё не только из рук плохо, но в некоторой степени окончательно суицидально, то чем бесстрастнее вы выглядите, тем вы более жутко смотритесь, неся в себе большую потенциальную опасность для всех вас окружающих.

Ну а вчера Она своим «Не быть», не только раздавила его, но и тем самым нанесла на его душу свою печать отверженности, которая несёт в себе бесконечность непримиримости своего ненавистного для себя положения, требующего от тебя непреложных изменений.

– И я видел, что Агнец снял первую из семи печатей, и я услышал одно из четырех животных, говорящее как бы громовым голосом: иди и смотри. Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить. – Кто-то с утра слишком призывающе откровенен с накачавшимся кофеем и горечью осознания конечности своего бытия Алексом, так и не сомкнувшим всю эту ночь своих глаз.

Чего сидишь и хлопаешь глазами? Запрягай лошадей! – Заторможенность не предпринимавшего никаких действий Алекса, заставляет повысить голос его побудителя к действиям. После чего Алекс быстро проделывает все свои подготовительные к выходу на работу утренние гигиенические дела и, оказавшись в прихожей, где его ещё с вечера ждёт приготовленная им массивная сумка, решает перед своим выходом из квартиры ещё раз заглянуть в неё.

Алекс не спеша берёт собачку замка сумки, затем лёгким движением руки, с каким-то странным выражением лица, на котором сквозила вызывающая неприятное, сглатывающее горлокомок чувство ухмылка, расстёгивает сумку. После чего Алекс, удовлетворившись имевшей своё место в сумке и в его душе вещественности, закрыв и взяв сумку себе наперевес, ещё раз внимательно взглянул на зеркало и, увидев в нём то, что хотел увидеть, со всей своей решительностью направился к выходу.

– Чума моего дома падёт на ваши пока ещё не седые головы! – Протрубил зов в Алексе, подошедшем к зданию редакции журнала, где он уже без малого пять лет трудился фотокорреспондентом.

– Теперь у них появится возможность не только написать от первого лица, но и запечатлеть у себя в голове. – Алекс, взявшись за ручку двери, определенно усмехнулся такому, как оказывается не лишенному продуманности характеру его действий, где он выступает как хроникер и участник всего этого действа. Но Алекс, войдя в здание редакции, вот так прямо, выстрелом из «Сайги» в лоб зевающему охраннику, не собирается через его труп посвящать всех работников редакции журнала в свои душевные переломы.

– Не зевай, лови пулю! – Вот так с ходу, Алекс не заорёт на эту сонную тетерю, после чего у того и шанса не будет не поймать эту разрывающую его рот на части пулю. А он всего лишь спокойно поздоровается с Петровичем, против которого он ничего не имеет, и который, не обратив никакого внимания на эту несомую Алексом с собой габаритную предвзятость, без проблем пропустит его через турникет на его рабочее место.

«Нет, не всё так сразу, и каждый для себя заслуживает особого подхода», – смотря на свою сумку у себя в кабинете, бормочущий про себя Алекс решает повременить и для начала пройтись по коридорам и кабинетам редакции, чтобы навести свою персонифицированную диспозицию ненависти к этой, как любит говорить главный редактор, нашей общей семье.