Шрифт:
Разговор перешел на студенческие беспорядки [182] . К Льву Николаевичу являлись студенты с просьбой написать в их защиту, принесли ему свои прокламации. Лев Николаевич перечитал их, говорит: «Скучно, написано по-мальчишески». Но в общем он сочувствует протесту студентов, хотя еще не ясно представляет себе, как помочь делу ‹…›.
11 апреля 1899 г.
‹…› Заговорили о драматических опытах Буренина. Некоторые роли писаны им для известных актеров. Лев Николаевич возмущается этим обычаем; находит, что этот грех был и у Островского [183] . Островского он делит вообще на две половины. Первую ставит высоко, особенно «Свои люди – сочтемся». Его трогает конец этой пьесы, когда Большов падает с высоты своего величия, зритель жалеет его и негодует на жестокого Подхалюзина. Высоко ставит также «Бедность не порок», «Не так живи, как хочется». Падение начинается, когда, из желания угодить либеральной критике, Островский стал писать «Доходное место» [184] и громить «темное царство». Жадова, этого студента-резонера, Лев Николаевич находит из рук вон плохим. Я передал рассказ (из «Русских ведомостей») очевидца, который наблюдал впечатление этой пьесы на фабричную публику. Она осмеяла Жадова за знаменитую сцену в трактире. «Все, мол, были плохи, а теперь сам хуже всех». Лев Николаевич нашел это вполне естественным. Неодобрительный отзыв его о «Грозе» известен [185] . Недавно с Софьей Андреевной видел он в театре «Горячее сердце» и ахал от невозможности сцен. Сцену объяснения городничего с просителями («А принеси законы!») находит хоть и смешной, но выдуманной [186] ‹…›.
182
Студенческие волнения 1899 г. в Петербургском университете начались в связи с обращением ректора университета В. И. Сергеевича к студентам, в котором он угрожал подвергнуть репрессиям участников «беспорядков» и замешанных в нарушении «законов». 8 февраля произошло столкновение студентов с конной полицией близ Румянцевского сквера. Затем волнения перебросились в Московский университет. Толстой живо интересовался событиями студенческого движения (см.: Шохор-Троцкий К. Толстой и студенческое движение 1899 г. // Литературное наследство. Т. 37–38. С. 651–662).
183
Работая над «Плодами просвещения», Толстой признавал вполне естественным этот творческий прием и сам пользовался им. Ср. воспоминания М. В. Лопатина.
184
Известно и другое мнение Толстого о «Доходном месте». Услышав комедию в чтении, Толстой сообщал В. П. Боткину 29 января 1857 г.: «Комедия же Островского, по-моему, есть лучшее его произведение, та же мрачная глубина, которая слышится в „Банкруте“, после него в первый раз слышится тут в мире взяточников-чиновников… Вся комедия – чудо» (Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Т. 60. С. 156). Ср. также дневниковую запись от 25 января 1857 г.: «Островского „Доходное место“ лучшее его произведение и удовлетворенная потребность выражения взяточного мира» (Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Т. 47, с.112).
185
Неодобрительный отзыв Толстого о «Грозе» появился уже вскоре после выхода в свет пьесы: «„Гроза“ Островского же есть, по-моему, плачевное сочинение, а будет иметь успех» (письмо к А. А. Фету от 23 февраля 1860 г. – Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Т. 60. С. 325).
186
Толстой вспоминает эпизоды из комедии А. Н. Островского «Горячее сердце» (действ. 3, явл. 2).
Я рассказал, что купил на вербах «Разговоры Гете, собранные Эккерманом», в переводе Аверкиева [187] , и зачитался ими. Лев Николаевич оживленно подхватил.
– Сколько стоит? Я читал по-немецки. Очень интересно ‹…›.
6 апреля 1900 г.
Лев Николаевич повел в кабинет и показал гранки статьи «Новое рабство» [188] . Статью для «Северного курьера» еще будет переделывать. Там говорится о том, что на Казанской железной дороге грузовщики – хуже рабочей скотины, работают без перерыва по тридцати шести часов, зарабатывая рублей тридцать в месяц. Статья разрастается, он углубляется в этот вопрос.
187
Книга И. Эккермана «Разговоры с Гете в последние годы его жизни. 1822–1832» в переводе Д. В. Аверкиева вышла в 1891 г.
188
В марте 1900 г. Толстой передал в газету «Северный курьер» первые главы статьи «Новое рабство». Статья была набрана и правилась Толстым в гранках, получив в окончательной редакции новое заглавие: «Рабство нашего времени». Статья в газете не была пропущена цензурой.
За чаем были Лев Николаевич, Дунаев, Сергей Львович и я. Сергей Львович заспорил с отцом об изданном в Германии законе Гейнце против безнравственности. Лев Николаевич удивляется возмущению либеральной прессы против этого закона:
– Мы окружены насилиями, и люди работают по тридцати шести часов. Об этом молчат. А вздумало правительство умело или неумело запретить показывать на улице голых баб, и все закричали ‹…›.
10 декабря 1900 г.
‹…› Был пианист Гольденвейзер, но почти не играл. Между ним и Сергеем Львовичем [189] зашел специальный разговор о гармонии русских песен. Лев Николаевич принимал в нем участие с пониманием, хотя специальных познаний в гармонии у него нет [190] . Восхищался хором балалаечников, который недавно слышал в одном знакомом доме ‹…›.
189
С. Л. Толстой.
190
Неверный вывод. Толстой с конца 40-х годов серьезно занимался музыкой; к 1850 г. относится его работа над статьей «Основные начала музыки и правила к изучению оной». Известен вальс его сочинения. Нотная запись вальса, сочиненного Толстым, сохранилась. См.: Гольденвейзер А. Б. Вблизи Толстого: Записи за пятнадцать лет. Т. 1. С. 359–360.
Теперь Лев Николаевич занят Конфуцием [191] . Из Румянцевской библиотеки через Стороженко и при помощи каталожного ему доставили кучу английских книг о Китае. Он находит очень глубоким чтение Конфуция о том, что для счастья нужно устроить государство, личность, определить понятия добра и зла ‹…›.
Очень был заинтересован статьей Буквы [192] («Русские ведомости». № 243) о международной выставке картин. Спрашивал, кто такой Буква, и соглашался с ним, что в современной живописи мало идейности.
191
Увлечение философией Конфуция (551–479 гг. до н. э.) возникло у Толстого значительно раньше. В письме к М. М. Ледерле от 25 октября 1891 г. он называет его среди авторов, воздействие которых он испытал в период с пятидесяти до шестидесяти трех лет. Степень воздействия определена им как «очень большое». 14 ноября 1900 г. Толстой записал в дневнике: «Занимаюсь Конфуцием, и все другое кажется ничтожным» (Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Т. 54. С. 62).
192
Буква – псевдоним И. Ф. Василевского, редактора юмористического журнала «Стрекоза», фельетониста «Русских ведомостей».
Ге потому и стоит выше их, что у него много мыслей, что он даже разбрасывался, хватался то за одно, то за другое ‹…›.
А. И. Сумбатов
Три встречи
Не могу последовательно и подробно описать те три встречи, какие у меня были со Львом Николаевичем.
Я помню, как он ходил, говорил, как будто он сейчас перед моими глазами ходит, останавливается, задумывается, улыбается, помню звук его голоса…
Но передать словами все обаяние его существа не могу.
Еще меньше могу связно рассказать то, о чем он говорил.
Общее впечатление у меня от моих трех встреч с ним такое: точно я попадал в ярко освещенное солнцем место, и этот свет моментально, без всякого усилия со стороны Льва Николаевича, вдруг – при каком-нибудь его слове, взгляде, улыбке – разрастался в ослепительное сияние, наполнявшее меня непередаваемым бессознательным счастьем…
Купаясь случайно в этих светлых лучах, я сначала старался запомнить слова Льва Николаевича – и ничего не выходило. Он сам был сильнее того, что он говорил, и не теми мыслями, которые он высказывал, а всем, чем он мыслил и говорил, он неотразимо и властно охватывал мое внимание…
Первый раз я приехал с визитом к графине Софии Андреевне (кажется, в 1898 г.) в ответ на ее любезное письмо о впечатлении, вынесенном ею от какой-то из моих пьес на сцене Малого театра [193] .
Графини не было дома.
Я всегда – и до сих пор – испытываю совершенно неопределенный страх говорить и встречаться со Львом Николаевичем. Мне всегда казалось, что я врываюсь в такую великую жизнь, от которой мы не должны отвлекать нашими личными интересами. У меня к нему то же сложное чувство, какое было у Николая Ростова к императору Александру I. Это для меня такой единственный человек в мире…
193
Сумбатов ошибочно называет эту встречу первой. Встреча же, о которой идет речь, судя по дальнейшему тексту мемуаров (упоминание о работе над «Хаджи-Муратом»), должна быть отнесена к январю 1898 г. (Замысел «Хаджи-Мурата» возник у Толстого значительно раньше, летом 1896 г. С большими перерывами он продолжал работу над повестью в 1896 и 1897 гг. В январе 1898 г., то есть в момент встречи с Сумбатовым, Толстой вновь принялся за нее.). 10 декабря 1897 г. С. А. Толстая отметила в дневнике: «Вчера были… В Малом театре. Шел «Джентльмен» князя Сумбатова» (Дневники Софьи Андреевны Толстой. 1860–1891. С. 6). По всей вероятности, после этого спектакля Софья Андреевна и написала Сумбатову письмо, которое послужило поводом для визита к Толстым.
Не застав графиню, я почувствовал облегчение от смутного страха столкнуться с ним самим – с источником этого страха. И я уже шел к дверям, оставив карточки, когда из залы быстрой, легкой и удивительно молодой для семидесяти лет походкой вышел Лев Николаевич, собираясь на прогулку. Он был в полушубке и мягких валенках. Его глаза были еще моложе походки. Он меня узнал, вероятно, по театру, который он посещал в том сезоне, улыбнулся, протянул руку и ввел в зал…
Мы говорили час, никак не меньше. То есть я говорил то, что он хотел, чтобы я говорил. Ни одного из тех вопросов, которые я предполагал, превозмогши как-нибудь свою робость, дать на суд Льва Николаевича, я ему не задал. И не было нужды.