Хорошо, что найденные в затопленной шлюпке экземпляры они догадались зарыть у Полигона, вдали от людей! Жозе, помнится, ещё предлагал – давайте возьму на сохранение, спрячу под кроватью, никто оттуда не стырит. Третьего курса жизнерадостный латиноамериканец тогда точно не одолел бы. Даже всплыви правда наружу, едва ли Великие оставили бы в стенах Академии бесперспективного ученика. Интересно всё таки, кому предназначался «подарок»? Случайно не дону Фердинанду-Энрике?

Вспомнив сурового преподавателя магии Духа, Денис невольно улыбнулся. Сказал бы тот спасибо, узнай, от какой беды его спасли? Придётся столь опасную находку уничтожить, благо опыт уже есть. Хотя… вот оно, их оружие против Янлин! Судя по записям, нескольких дней тесного контакта вполне достаточно, чтобы лишить её непонятно откуда взявшейся силы. Нужно лишь обмозговать, куда проще всего засунуть пирамидку в её комнате. Но это скорее дело техники.

Библиотеку Денис покинул заметно повеселевшим.

Янлин вернулась той же ночью.

Сквозь сон Денис почувствовал её появление порывом ледяного ветра, прокравшегося через неплотно запертую форточку. Ещё не очнувшись, он внутренне сжался, словно пытаясь спрятаться под одеялом. Но колдунья просто проверяла, на месте ли он – неприятное отношение пристального взгляда в спину вскоре пропало. Наверное, по возвращении нашлись более срочные дела, нежели играться в кошки-мышки с «любимым» – бежать уточнять не хотелось совершенно.

Но всё же китаянка не забыла о нём – но понять это удалось лишь утром, когда чары сонного забытья рассеялись окончательно. Тяжёлый, как свинцовые кандалы, и дурманящий подобно парам хлороформа морок цепко удерживал до самого рассвета, не давая проснуться окончательно, но и не позволяя провалиться в беспамятство. Именно оттуда, с границы меж сном и явью, приходят настоящие кошмары, всплыло в памяти изречение одного из мудрецов Средневековья. Теперь, впрочем, Денис мог подписаться под ним обеими руками.

Джунгли окружали его – сплошная стена растительности по обе стороны от узенькой тропинки исключала возможность свернуть куда-либо, вынуждая двигаться вперёд. Остроконечные листья больно, до крови, резали кожу, цепкие пальцы лиан так и норовили обхватить и оплести, вырывая при сопротивлении клочья одежды. Тягучий, похожий на застывающую кровь сок неведомых плодов обжигал подобно кислоте, а невидимые насекомые жалили не хуже раскалённых игл. И даже красоты окружавшего его буйства тропической природы казались отравленными, испорченными в самой своей сути. Роскошные бутоны диковинных цветов испускали помойное зловоние, а с крыльев бабочек, порхавших над ними, мерзкими улыбками скалились отвратительные хари. Вперёд, всё быстрее, иначе те, чьи глаза неотступно следят за ним из глубин непролазных зарослей, настигнут и разорвут в клочья. Лишь бы не упасть, зацепившись ногой за корягу или выступающий из земли корень – можно и не успеть подняться.

И когда почувствовал он – ещё недолго, и свалится замертво, не выдержав постоянного напряжения сил, джунгли остались позади. Унылая безжизненная равнина простиралась перед ним, и едва заметная тропинка превратилась в торговый тракт. Давно заброшенный и заросший чертополохом. Но выбора нет – обманчиво безмятежное бездорожье лишь видимость, под покровом своим скрывающая вязкую топь, готовую бесследно поглотить неосторожного путника. Оставалось лишь двигаться к неведомой цели, неотвратимо выраставшей перед ним развалинами древнего замка. Полуразрушенная, поросшая мхом каменная стена опоясывала его, служа защитой куда худшей, нежели окружавшее её болото. И совсем уж никчёмной охраной являлись валявшиеся на земле ворота, вернее, их остовы. Лишь две странные фигуры сторожили вход; выглядевшие издали рваными клочьями тумана, вблизи оказались ворохом полуистлевшей одежды, наброшенной на врытые в землю остроконечные колья с перекладинами. Но вместо кувшинов или шляп, коими обычно украшают огородные пугала, на верхушки кольев насажены отрубленные головы. Стараясь не вглядываться в мёртвые лица, он поспешил проскочить мимо. И. уже оказавшись внутри ограды, услышал за спиной шёпот:

– Ещё один с-смертный рас-считывает на милос-сть гос-спожи…

– Не ведает, что с-скоро прис-соединитс-ся к нам…

Встревожившись, он вознамерился повернуть обратно. Не тут то было – заросли колючей проволоки мгновенно оплели стену и, намертво сцепившись друг с другом, отрезали путь к отступлению.

Пришлось, вооружившись невесть откуда взявшимся факелом, двигаться вперёд. Чёрный зев провала, когда-то бывшего входом в замок, встретил настороженной тишиной. Лишь несколько летучих мышей, испуганно пища, пронеслось над головой. Почти сразу начался спуск вниз – это не замок, скорее склеп, причём, судя по размерам, принадлежавший не менее чем императору. Или верховному жрецу, владыке душ миллионов. Запах тлена, казалось, пропитал насквозь тело, высушивая горло и лёгкие и превращая кожу в задубевший пергамент. Воды, хоть глоток, все сокровища мира готов отдать за счастье припасть к её источнику. И даже пожертвовать собственной душой…

Из последних сил борясь со столь кощунственной мыслью, не заметил, как последняя ступенька лестницы осталась позади. Громадный зал, где оказался он, освещался множеством светильников, через равные промежутки развешанных по стенам; их мертвенное зеленоватое сияние выхватывало из тьмы края постамента, на котором покоилась махина саркофага. Казалось, ничто не способно нарушить многовековой покой древнего захоронения, но стоило приблизиться к нему, как сильный подземный толчок сотряс зал. Плита, покрывавшая саркофаг, съехала в сторону и, обрушившись на пол, с гулким грохотом раскололась на части. Язык малинового пламени ударил изнутри, достав почти до потолка; когда же ослеплённое яркой вспышкой зрение постепенно пришло в норму, он обнаружил прислонившийся к постаменту скелет. Иссохший и потемневший от времени, но с неугасимым фиолетовым огнём внутри пустых глазниц.

– С-свежее лакомс-ство, – прошелестело еле слышно. – Как же долго пришлос-сь ждать…

Бежать, скорее отсюда, но ноги словно приросли к полу. В отчаянии он запустил факелом в восставшую из праха нежить, но тот, не пролетев и полоЯнлины расстояния, погас, рассыпавшись сотней искр.

– Тебя с-смущает моё обличье? – донёсся насмешливый шёпот. – Это легко ис-справимо…

Вокруг немёртвой закружился призрачный сиреневато-серый туман, сквозь который всё отчётливей проступали очертания женской фигуры, и, когда трансформация завершилась, перед ним предстала одетая в расшитое бисером кумачовое платье азиатка, чем-то напоминавшая Янлин.