На втором этаже Володя выбрал спокойную пожилую женщину и, подойдя к ней, вежливо спросил: «Извини, пожалуйста, не подскажете, где я могу найти академика Несмеянова Александра Николаевича?» Женщина посмотрела на него как на сумасшедшего, но всё же ответила: «Вам нужна кафедра органической химии. Северное крыло. Третий, четвёртый и пятый этажи», – и на всякий случай рукой показала ему направление.

Исходя из своего не очень богатого опыта, Володя полагал, что кафедра это кабинет заведующего с расположенной по соседству комнатой, заставленной письменными столами, где преподаватели обычно пили чай в перерыве между занятиями, и ещё одной комнатой для практических работ, если таковые были предусмотрены учебным планом. При этом количество разных табличек и указателей с названием кафедры неизменно превышало количество комнат. Здесь же Володя обошёл три длиннющих Г-образных коридора и не обнаружил ничего подобного, кроме многочисленных мемориальных досок и лаконичных табличек «М» и «Ж». Опять нужна была помощь аборигена, но коридоры поражали пустынностью, особенно на фоне людского волнения сквера и входного холла. Наконец показался молодой человек, целеустремлённо двигавшийся по коридору. На лице его было точно такое же выражение, которое столь успешно надел на себя Ульяшин при входе на факультет. «Настоящий ученый», – подумал он и решил обратиться к нему с вопросом. Заметим в скобках, что это выражение соответствовало состоянию глубокого похмелья, и целью устремления молодого человека была некая неопределённого возраста лаборантка, материально ответственная за казённый спирт, но как бы то ни было «настоящий ученый» выхватил из витиеватой фразы Володи ключевое слово «Несмеянов» и ткнул пальцем вдаль по коридору, затем загнул его углом и назвал номер комнаты.

Ульяшин нашёл требуемую дверь, ненавязчиво постучался и, не дождавшись ответа, потянул её на себя. За письменным столом у окна сидел чрезвычайно худой человек, ростом и худобой напоминавший артиста Николая Черкасова, но с совершенно другим типом лица – широким и костлявым, если такое определение вообще может быть применено к лицу. Седеющая голова была наклонена над шахматной доской с расставленными в течении партии фигурами, слева лежала развёрнутая на последней странице газета, и мужчина удивлённо переводил глаза с газеты на доску и обратно. Заслышав скрип двери, он поднял голову, мельком окинул взором Ульяшина и удивленно провозгласил: «Но этого не может быть! Вы только посмотрите, молодой человек! Это взятие пешки на а2 непозволительно даже третьеразряднику, а тут – Фишер!» Создавалось впечатление, что мужчина целое утро ждал кого-нибудь, что поделиться с ним этой сногсшибательной новостью.

– Боюсь, что я не смогу в полной мере оценить ваше удивление, так как мало понимаю в шахматах, – сказал Володя, – извините, что отвлекаю вас от столь увлекательного занятия, но я ищу академика Александра Николаевича Несмеянова.

Столь простое желание вызвало у мужчины шок, превосходящий удивление от ошибки Фишера.

– Видите ли, молодой человек, Александр Николаевич в связи с большой занятостью посещает кафедру не очень часто. Насколько мне известно, ближайший по времени визит намечен на первый четверг октября. Если вы по поводу аспирантуры, то вам следует обратиться…

– Я по личному вопросу, – прервал его Ульяшин.

– По личным вопросам академик Несмеянов принимает только личных сотрудников, да и то не всех, а только тех, о чьих личных делах он осведомлен лично, – при этом глаза мужчины задорно блеснули, вероятно, от удовольствия от сотворённой фразы.

– Лично я не имею чести быть личным сотрудником Александра Николаевича, но имею основания полагать, что он лично осведомлен о моих личных делах больше, чем лично я, – незамедлительно парировал Ульяшин.

– Неплохо, молодой человек, вполне, – мужчина поднялся и неожиданно протянул руку, представляясь: – Несмеянов, Николай Александрович.

– Владимир Ульяшин, – сказал Володя, отвечая на рукопожатие, и почувствовал, что рука собеседника чуть дрогнула.

– Присаживайтесь, Владимир, как вы сказали, Иванович? – сказал после некоторой паузы Несмеянов, делая приглашающий жест рукой.

– Ильич, – с вежливым поклоном уточнил Володя, подавив раздражение от такой дешёвой проверки.

– Значит, брат Александра Ильича. Младший. Понятно, – задумчиво протянул Несмеянов.

– Вы знали Сашу? – быстро спросил Володя.

– Знал, конечно. Достойный молодой человек… был. Нет, нет, – Несмеянов жестом остановил юношу, – я ничего толком не знаю. Помню, что отец писал какие-то письма, даже пробился на самый верх, к Самому, но между ними были тогда свои сложности, в общем, ничего не получилось. Очень он был расстроен всей этой историей, да и все мы страшно переживали. А уж когда… – он махнул рукой и неожиданно спросил: – Выпить не хотите?

Пить Володя совершенно не хотел, но он догадался, что сидевшему напротив него немолодому человеку это необходимо, а пить в одиночку не позволял обычай, и он согласно кивнул головой. На столе мгновенно появились высокие тонкостенные химические стаканчики и стеклянная фляжка с ярко-красной жидкостью. Выпили, не сговариваясь, не чокаясь и молча. Несмеянов прикрыл глаза, как бы прислушиваясь к реакции организма на первую утреннюю дозу, Володя же, наоборот, расширил их, так что всё вокруг расплылось, и он погрузился в воспоминания.

– Несмеяновка, – пробормотал он через несколько минут.

– А вы откуда знаете? – изумлённо спросил Несмеянов, радуясь смене темы.

– Лет десять назад мы были здесь с матерью, навещали Сашу. Нас принимали в каком-то большом кабинете, там ещё рядом была аудитория уступами, как на стадионе или в цирке, и движущаяся доска. Был ваш отец и ещё один мужчина, Юрий Андреевич, если не ошибаюсь, такой шарообразный.

– Жданов, – поясняюще.

– Жданов? – удивленно поднимая брови.

– Угу, – подтверждая предположение.

Казалось, выпитый напиток установил между ними некую подсознательную связь, и немногие произносимые вслух слова были лишь кратким конспектом их мысленного диалога.

– Может быть, к нему?

– Не поможет. Во-первых, он в Ростове, ректор в университете. Во-вторых, ничего не добьётесь, не та школа.

– Тогда, всё же, может быть…

– Я попробую поговорить с отцом. Он будет в Москве через десять день, проездом. Позвоните мне.

Несмеянов коряво начеркал памятную записку: дату, время, телефон.