– Удачи.

– Спасибо вам.

В назначенный день и час Володя немного дрожащей рукой набрал номер телефона, указанный в записке.

– Добрый вечер. Могу ли я поговорить с Николаем Александровичем?

– Добрый вечер, – ответил усталый женский голос, – а кто, извините, его спрашивает?

– Ульяшин.

– Владимир Ильич?

– Владимир Ильич.

– Николай Александрович просил вас срочно перезвонить ему по телефону…

Ульяшин записал номер на предусмотрительно приготовленном листке бумаги и вновь накрутил диск. Диалог повторился в точности, даже женский голос казался таким же усталым, но в конце раздалось: «Одну минуту», – и вскоре в трубке раздался хрипловатый голос Несмеянова-младшего: «Добрый вечер, Владимир Ильич. Можете ли вы подъехать немедленно в Университет?»

– В Университет? – с удивлением спросил Ульяшин, автоматически посмотрев на часы. – Да, на квартиру Александра Николаевича, – пояснил Несмеянов-младший.

– Буду через полчаса! – радостно воскликнул Володя.

– Поспешите, у вас не так много времени. Записывайте, как найти, адрес у всего Университета один – Москва, Ленинские горы, МГУ.

Будь на месте Ульяшина другой молодой человек, тот же Олег, его бы подавили и сбили с толку и само местонахождение квартиры – в боковом крыле главного здания Университета, и важный вахтёр при входе, и вид академической квартиры. Володя же, как мы знаем, видал виды, поэтому спокойно прошёл вслед за Николаем Александровичем в кабинет.

– Ульяшин-младший, – представил его Несмеянов-младший.

Академик с недовольным видом оторвал глаза от какой-то бумаги, лежавшей перед ним на столе, и окинул юношу взглядом.

– Владимир, – добавил Ульяшин.

– Совсем не похож, – констатировал академик, игнорируя Володю и обращаясь к сыну, – не та порода, если в данном случае вообще позволительно говорить о породе.

Николай Александрович прижал костлявые плечи к ушам, отметая какую-либо свою причастность к этому феномену природы, но при этом ухитрился укоризненно покачать головой, не соглашаясь со столь резкой нападкой. Возможно, последний жест повлиял на Несмеянова-старшего, и он сменил раздражение на сварливую милость.

– Вы, молодой человек, несколько выросли с тех пор, как мы виделись в последний раз, – пробурчал он.

Володя молча поклонился. Это понравилось академику.

– Надо признать, что наша предыдущая встреча протекала в более благоприятной обстановке. Д-да! Как мать, Мария Александровна?

– Спасибо, хорошо, по возрасту. Даже чуть лучше.

Александр Николаевич хмыкнул и помахал рукой, призывая сына оставить их одних.

– Как я понял, вы что-то хотите узнать. Что?

– Правду.

– Правду?! А она вам нужна? Вы об этом подумали? Вам что, легче будет жить, если вы узнаете эту так называемую правду?

– Легче не будет, возможно, тяжелее, но я должен знать, – твёрдо смотря в глаза Несмеянова, сказал Володя, – вы не думайте чего, я уже большой мальчик, я тут в Москве за последние дни со многими людьми поговорил, включая следователя из генпрокуратуры, которые вёл дело брата, Шилобреев, может быть, слышали такую фамилию…

– Так вас интересует правда о смерти вашего брата? Я правильно вас понял? – с непонятным облегчением в голосе спросил Несмеянов.

– Только это.

– Что ж! Ваш брат был арестован в результате некой провокации Комитета государственной безопасности. Предполагается, что целью провокации были некоторые руководители нашего государства, которых хотели скомпрометировать через их детей. К моему большому сожалению, ваш брат оказался причастным к этому кругу, я имею в виду детей, и попал в эту мясорубку, из которой выскочили все, кроме него.

– Я встречался с человеком, который передал ему ту злосчастную пачку долларов, – Володя замолчал, глядя в глаза академику, но тот лишь с удивлением и одобрением покивал головой, – я убедил его рассказать мне некоторые детали этой, как вы выразились, провокации. Но он не смог мне внятно объяснить последующего – изменения статьи Уголовного Кодекса и приговора. То же, кстати, относится и к следователю Шилобрееву.

– Объяснение лежит в эмоциональной сфере нашего прежнего руководства, – с излишней готовностью принялся рассказывать Несмеянов, – в том, что позже назвали волюнтаризмом. Кто-то – поверьте, не имеет ни малейшего значения кто – напел Никите Сергеевичу, что многие наши беды связаны с утечкой или изъятием денег из обращения вследствие спекуляций антиквариатом, драгоценностями и валютой. И ущерб от этого несопоставим ни с какими ограблениями сберкасс. Никита Сергеевич по своему обыкновению распалился и дал указание в месячный срок организовать образцово-показательный процесс с обязательным смертным приговором. По неким процессуальным соображениям исполнителям этого указания было проще изменить статью Уголовного Кодекса, чем раскрутить и представить в суд новое дело. Вашему брату просто не повезло.

– А это никак не связано с его отцом? – не отставал Ульяшин.

– С вашим отцом? – сквозь деланное удивление прорывалось напряжение. – Да, я слышал ещё об одной трагедии в вашей семье. Вам и вашей матушке можно только посочувствовать.

Благополучно уведя разговор в сторону, академик замолчал. Потом он вдруг понял, что смотрит на картину на левой стене, и заставил себя перевести взгляд на сидевшего напротив юношу. Тот, казалось, только этого и ждал и, поймав глаза собеседника, тихо сказал: