– И как честь вашего рода пострадала? – шепотом спросила я.

– Не достойно боярину обращаться к ведуньям за помощью, а вот я не побрезговал, и про достоинство свое забыл, - почти бредил задыхающийся Прохор. – Лишь бы Малаша ко мне вернулась. Он ведь с тобой две недели погулял и бросил. Да только ты на меня после тех прогулок и смотреть то не захотела. А я для тебя на все был готов.

Я вопросительно посмотрела на бабу Янину и Ягу. Те лишь пожали худенькими плечиками, мол «знать не знаем, ведать не ведаем никаких ведуний на вверенной нам территории». Я переадресовала тот же вопрос Любомиру и Тихону, контролирующих действия буйно помешенного на любви к Малаше боярича и получила тот же ответ.

– А как зовут ту ведунью, от которой род твой пострадал? – шептала я на ухо Прохору.

– Збара! – почти выл от безнадеги влюбленный юнец.

– Сам догадался к ней обратиться или кто надоумил? – продолжала я допрос.

Глаза у Прохора прояснились, и судя по бледности лица и выражению глаз, на него накатило осознание происходящего. А именно то, что он признался в содеянном и отпираться уже не было никого смысла.

– Как-то я пришел с отцовым поручением в царский терем и подслушал разговор, мол есть надежное средства для того чтобы приворожить любимую или любимого . Нужно только достать три иголки и приколоть их к одежде любимого. И иголки те можно достать у местной ведуньи Збары. Те шептались, что средство верное, проверенное. – Прохор покосился в сторону алтаря, к которому была пристегнута заплаканная Малаша. – Я хотел сначала те иголки к одежде Малаши прикрепить, чтобы приворожить ее к себе. Но она избегала любых встреч со мной, я не мог ее даже увидеть, не то что подойти, и потерял всякую надежду. И однажды я увидел заплаканную Марфу, выходящую их терема боярина Родмира. От Марфы то я и узнал, что Елисей ее тоже бросил, а она его очень любит и хочет за него замуж. Вот и решил наказать царевича. Пусть его Марфа приворожит и женит на себе. Чтоб больше он вокруг моей Малаши не крутился. И рассказал Марфе, где купить те иголочки. Кто ж знал, что оно так получиться и Елисей окосеет и окривеет? – тоскливо спросил Прохор не отводя глаз от бледной Малаши.

– А ты видел говорящих в царском тереме о тех иголках? – уточняла я.

– Нет, к сожалению, дверь была закрыта на запор, но не плотно. Я только голоса слышал, - обреченно признавался бывший друг царевича.

– А что это были за голоса? Вспоминай: мужские, женские, детские, молодые, старые? Может с дефектом речи, заикались, запинались, буквы не выговаривали?

Прохор надолго задумался, вспоминая. Мы затаили дыхание, ожидая ответа, казалось, даже забыли, как дышать.

– Один голос точно был женский, уверенный, властный. А второй сложно сказать, мужской был или женский, взрослый или детский, - ответил юноша.

– Это как? – растерялась я.

– Да его слышно было плохо, приходилось вслушиваться чтобы слова разобрать, - пояснил Прохор.

– А к Збаре ты ходил?
– спросила баба Янина.

– Нет, мне без надобности было, как я теперь понимаю к счастью, - голос Прохора был полон раскаяния. Видимо, молодой влюбленный представил себе, как бы перекосило и скрючило красавицы Малашу от его швейный принадлежностей.

– А женский голос, тот что уверенный и властный не показался тебе знакомым? – спросила Янина.

– Да, - почти обрадовался Прохор и быстро затараторил, совсем как малаша, - действительно знакомый, я его уже где-то слышал, вот только где?

– Может в доме у Збары?

– Нет у Збары хриплый голос, заискивающий, а тут был звонкий, - Прохор понял что сболтнул лишнее и последние слова уже говорил почти шепотом.

– Значит к Збаре ты ходил сам, и иголочки те приобрел лично, но применить их к Малаше действительно не смог, - после моих слов со стороны алтаря послышался сдавленный вскрик.

– Ты Марфе проклятые иголки передал для Елисей? – в упор спросила я.

Видимо поняв, что отпираться бесполезно, боярич обреченно признался: - Да, я передал!

– Знал, что после применения иголок у царевича сильно изменится внешний вид?

– Не знал, он должен был влюбится в Марфу под действием наговоренной ворожбы, - уже почти плача признавался спелёнатый красавчик.

Я посмотрела на колдовских экспертов, Елисея и боевую поддержку и молча уточнила о наличие каких-либо еще вопросов. И получила отрицательные ответы. Посчитав, что допрос окончен, баба Яга махнула Любомиру и Тихону, и те без особых усилий подняли горемычного боярича с холодного пола и поволокли, куда-то за колонны.

– Это куда они его? – решила я для себя уточнить.

– Не волнуйся, тут у нас есть отдельные горницы для особо провинившихся, пусть в одиночестве посидит, подумает о содеянном. Можа совесть проснется.

Так у нас тут и своя мини-тюрьма имеется! Удобненоко!

Мы дружно подошли к Малаше. Девушка была бледна. Надежно пристегнутая кожаными ремнями к алтарю, боярышня выглядела хрупкой и напуганной. Волосы спутаны, глаза красные от слез, нос распух, губы дрожат. Хорошо над ней баб Янина поработала, аж дрожь берет. И этому человеку я доверяю своего ребенка! Дождавшись, когда за мужчинами закроется дверь, мы начали освобождать девчонку от ремней и от ошейника.

– Как у вас тут интересненько! – восторженно взвизгнула девчушка, спрыгивая с кроваво-красной гранитной плиты. Тут же у нее из-под подола вывалился большой кожаный фартук. Малаша вертела во все стороны головой, рассматривая интерьер склепа, слегка растирая запястья.

– Малаша, выношу тебе благодарность за помощь в государственном деле! Если бы не ты, мы бы долго кололи этого хитреца! – торжественно произнесла я.

Девушка засмущалась, но была крайне довольна моими словами.

– Ну что вы, я всегда рада помочь Елисею, он же мне как брат, - лепетала девчушка, - Только вот Прохора жалко.