— Закурить не будет?

— Не курю, — пожал плечами здоровяк, подошел к припаркованному у соседнего подъезда старому джипу и, уже открыв дверь, пояснил зачем-то. — На стройке курить нельзя по технике безопасности. А если бегать в специально отведенное место — работать некогда. Вот и бросил. Лет десять назад. Нет, стой… пятнадцать уж. Время летит — труба.

Артем кивнул головой. Бег времени тот ощущал так, как будто оно по нему самому бежало. Хотя… так, наверное, и было.

Дальше они молчали. Тёма лишь адрес назвал, да время от времени подсказывал, где лучше срезать.

— Вот тут в арку и налево сразу.

— Буржуй ты, однако, товарищ, — присвистнул Александр. — Ну, все… бывай, — добавил как-то неуверенно. Артем что-то пробормотал в ответ, выскользнул из машины. Замешкался чуть, придерживая рукой дверь.

— А, к черту! — выругался прораб, вываливаясь из машины. Артем застыл, впившись взглядом в его лицо.

— Мне на один раз и даром не надо… — предупредил мужчина, как будто кто-то ему этот раз предлагал! В обычной ситуации Артем бы непременно что-то съязвил в ответ. А тут лишь сглотнул и кивнул нерешительно. Сердце колотилось где-то в горле, и голова кружилась.

— А что надо? До гробовой доски? — все же полезло дерьмо с опозданием.

— А хоть бы и так, — не растерялся собеседник, сверля его темным взглядом. — Сможешь?

Артем выдохнул судорожно. И отпуская все свои страхи, медленно пожал плечами.

– Оля… Олечка… Вставай, ну? Давай, пьяница моя, открывай глазки.

— Уйди… — сунула голову под подушку Ольга.

— Не могу. Мы к отцу на завтрак приглашены. Помнишь?

Ольга высунула нос из своей нычки и жалобно застонала:

— Тиш… Я сегодня не могу, правда. Ты только посмотри на меня…

— С удовольствием! — Гдальский безжалостно отобрал у неё одеяло и провел по телу изучающим взглядом. — Мне все нравится, — резюмировал он.

— Угу… Как же.

Ольга осторожно приподнялась. Замерла, прислушиваясь к себе. Во рту пересохло, в голове гудело, и, как если бы этого было мало, её ещё и здорово подташнивало. Ей было до такой степени хреново, что Ольга даже не сразу вспомнила, как она вообще дошла до такой кондиции. А потом вдруг опомнилась.

— Ой, мамочки-и-и, — простонала женщина, падая на кровать.

— Что? Что такое, Оль? Плохо?

— Отстань, Тиша… Дай мне просто сдохнуть! Со стыда…

— А-а-а, значит, алкогольной амнезии не случилось! — заметил Тихон, посмеиваясь, — Это радует, Олечка. Глядишь, еще не все для тебя потеряно.

— Гад! — не смогла не засмеяться в ответ. Нахмурилась, перебирая события вечера, — Тиш, а куда Кормухин подевался?

— Собутыльник твой? Ну, так известно, куда. Отправился искать себе на жопу приключений. Слушай, никак не привыкну, что в случае с ним эта фраза приобретает со-о-овсем другие новые, я бы сказал, смыслы.

— Вот как?! Тебе, значит, весело? Ладно, я была невменяемой, но ты, Гдальский! Ты… — взвилась Ольга, с большим трудом воскрешая в памяти события прошлого вечера.

— А что я?

— Как мог отпустить Тёмку с тем мужиком?!

— С кем? С Пушкиным?

— Пушкиным, Достоевским… Откуда мне знать?! Он мне паспорта не показывал. Слушай, а у тебя ведь должен быть… — вдруг осенило Ольгу.

— Что?

— Паспорт Пушкина! Ну? Что ты смотришь? Да где же этот чертов телефон?!

— Ума не приложу, зачем он тебе так срочно понадобился, — пробормотал Тихон и, сам оглядываясь по сторонам.

— Тёме позвонить. Или в полицию…

— Так, стой! Какую полицию?

— Ты что, не понимаешь?! Да твой прораб уже, наверное, его убил, труп расчленил и где-нибудь спрятал… Может, даже на стройке! На твоей, — злорадно сощурилась женщина.

— Эй… Эй… Какие трупы? — Тихон подошел вплотную к Ольге и осторожно ее обнял, пряча в растрепанных локонах наползающую на лицо улыбку. — Пушкин — нормальный мужик. Хмурый немного, так ведь не от хорошей жизни. Помнишь, как в Простоквашино? Это я почему вредный был… — голосом почтальона Печкина продекларировал Гдальский, — потому, что у меня мужичка не было…

Ольга фыркнула. Уставилась на Тихона недоверчиво, откинувшись в его руках.

— Еще скажи, что он гей.

– Кто? Наш Александр Сергеевич? Я, конечно, доподлинно не знаю, свечку не держал. Но, судя по тому, как он залип на заднице Кормухина, когда вы с ним плясали… — Тихон пошевелил бровями.

— Пушкин? Александр Сергеевич? Ты это серьезно?

— Да нет… Пушкин — это прозвище. Исходя из имени отчества. А так он Комисаренко. Отличный мужик — зуб даю.

— Знаешь ли, у Чекатило тоже была ничего себе так характеристика, — шмыгнула носом Ольга, продолжая шарить по комнате взглядом в поисках телефона. Широкая грудь Гдальского дрогнула, и он в голос заржал.