У немцев накануне свадьбы проводился польтерабенд (вечер шума, грохота), представлявший собой прощание молодежи с женихом и невестой, на котором обязательным было битье посуды «на счастье» – чем больше черепков, тем больше счастья образующейся семье.

В Китае, когда был установлен день свадьбы, невесте не полагалось до свадебного обряда покидать женскую половину своего дома. Ей надо было причитать и плакать, показывая скорбь по поводу расставания с родными. В некоторых районах ей и ее подружкам даже предписывалось петь песни, в которых содержалась брань по поводу семьи жениха и будущего мужа. Накануне свадьбы устраивалось пиршество, в котором главной обрядовой едой была просяная каша с мясом. Для невесты главной обрядовой едой было мясо высланных женихом для нее свиньи и петуха. За день до переезда в дом жениха невеста начинала наряжаться. По обычаю, все волосы на лице выщипывались, лицо густо пудрилось и румянилось, губы красились помадой. Все это делалось в соответствии с китайскими представлениями о женской красоте. Свадебное одеяние было традиционно таким: красный короткий халат. Украшенный цветами и помпонами из шелка и платья красного или зеленого цвета. Кроме того, невеста надевала специальный головной убор с металлическим каркасом с накладкой из птичьих перьев и с шелковыми помпонами и медальонами, которые прикреплялись к каркасу пружин. Лицо покрывалось красной вуалью, чтобы «спрятать стыд» накануне свадьбы невеста совершала ритуальное омовение, отвешивала поклоны перед семейным алтарем. Девичью прическу меняли на прическу замужней женщины. То же происходило и в доме жениха, на голову которому его отец надевал шапку взрослого мужчины.

Время свадьбы у русских было тесно связано с земледельческим календарем. Так, религиозные требования исключали возможность браков в марте и декабре, которые были временем постов [253] . Вступление в брак в весеннее и летнее время также осуждалось, ибо это было время полевых работ.

Считалось, что нельзя назначать свадьбу накануне новолуния, потому что такой брак мог оказаться бесплодным.

В день вступления в брак невеста вставала раньше всех и начинала причитать. Затем начинались сборы невесты «к венцу».

Чтобы оградить невесту от порчи, во время одевания ее нередко опоясывали рыболовной сетью (мережкой), специальным поясом или ниткой со множеством узлов. Кроме того, в одежду втыкали иголки и булавки. В обувь насыпали просо, рябиновый лист, деньги. Когда невеста была одета, подруги начинали укладывать приданое невесты, при этом клали в сундук или коробью пряники, сдобные лепешки и т. п. – подарки и гостинцы. Поверх их мать невесты бросала мелкие деньги и запирала сундук на замок. Пол под столом устилался сеном. Скамья, на которой должны были сидеть жених и невеста, покрывался овчиной шубой с мехом наверх, чтобы голые предметы не вызывали в дальнейшем нежелательные последствия – прежде всего бедность создающейся семьи. В это время в доме жениха готовился свадебный поезд – запрягали лошадей, украшали их лентами и полотенцами, к дугам привязывали колокольчики и бубенцы. Для украшения лошадей использовали цветы, репьи, платки, веники, венки, которые носили обереговый характер и должны были отпугивать «нечистую силу». После того, как были закончены приготовления к свадебному поезду, начинался ритуальный обед, где сигнальную роль играла лапша – сигнал для окончания обеда. После этого вставали из-за стола и родители благословляли жениха на брак. Затем выходили на улицу и рассаживались по саням. Во время движения «поезда» никому нельзя было уступать дорогу и ни перед кем снимать шапки. Возвращение с пути предвещало несчастье. Когда «поезд» приезжал во двор невесты, дружка сообщал родителям невесты – «княгини нареченной» о прибытии «князя молодого». При этом он хлестал крестообразно кнутом, чтобы «изгонять ведьму из избы» перед входом жениха и поезжан. Приезд поезжан сопровождался целой серией выкупов, достигавших иной раз 8-10, чаще всего связанных с устранением противодействий со стороны родственников невесты. После этого начинался обед. Во время обеда жених и невеста сидели за столом, но участия в нем не принимали, так как есть они не должны были до венчания и переезда в дом мужа. В это время проходило расплетение косы невесты, что служило символом ее перехода из группы девушек в группу замужних женщин. Иногда расплетение косы происходило в церкви во время венчания или даже в доме мужа. Затем невесту одевали к венцу в привезенные женихом или дружкой шубу, валенки, шаль. Она садилась за стол и некоторое время плакала, после чего выходила из-за него, потянув за собой скатерть, чтобы подружки не засиживались в «девках». Из-за стола жених и невеста шли под благословение родителей – иконой и хлебом. После благословения жених и невеста шли к свадебному поезду. Чтобы предотвратить «порчу», перед ними разметали дорожку веником или посыпали ее золой. По дороге невеста выбрасывала репчатый лук, чтобы выбросить все слезы, выплаканные перед свадьбой, а жених выбрасывал все мелкие предметы, подаренные ему девушками на посиделках, во время гуляний и игр. Церковное венчание было обязательным для свадебного комплекса в конце XIX— начале XX века. Чтобы не было бедной жизни, под ноги брачующимся расстилали платок или полотнище. Кто первый на него вступит, тот имел «верх» в семейной жизни. Поэтому стремились вступить на него одновременно. Стоять надо было так, чтобы между ними не мог встать кто-либо третий – это обеспечивало верность в супружеской жизни. Из церкви направлялись в дом мужа. Здесь их встречали родители мужа, благословляя новобрачных: отец – иконой, мать – хлебом, который она надламывала над головой сына и разламывая над головой невесты. Половинки эти они должны были хранить до конца жизни. Широко было распространено осыпание молодых хмелем, овсом, рожью для обеспечения богатства и любви. Затем новобрачных приглашали в избу, где их встречали хлебом-солью. Перед порогом дома и в избе в некоторых районах расстилали шубу или посыпали сено, а скамья, на которой должны были сидеть молодые, покрывалась мехом или войлоком.

Чтобы отогнать неудачу, на еврейской свадьбе следует бить стеклянную посуду [254] . У евреев брак «представлял собой социальный и деловой договор, целью которого было укрепление сплоченности общества; поэтому соответствующий контракт, или кетубба, зачитывался на церемонии бракосочетания, а затем подписывался подобно договору о партнерстве, дабы избежать в дальнейшем споров, особенно при разводе» [255] .

В Китае в день свадьбы невеста наряжалась для переезда в дом жениха, будущего мужа. Перед свадьбой невеста не должна была есть. А вот жених съедал утром полную чашку мяса, что было знаком достатка в будущей семье. Люди жениха обязательно в сопровождении музыкантов и слуг отправлялись за невестой, неся красный паланкин, разукрашенный счастливыми символами, в который сажали мальчика, чтобы родился сын. Невеста не должна была ходить в это время по земле, чтобы «не принести грязь в дом жениха». Обычно муж старшей сестры переносил сидящую на стуле невесту в паланкин. Невесте необходимо было только плакать и ничего не говорить. Невесту таким образом переносили в дом жениха. Свадебная процессия выглядела таким образом: сначала шли два представители жениха с факелами, за ними – два представителя невесты с красным зонтом, далее паланкин с невестой и затем – женщина в помощью невесте в зеленом паланкине. Свадебный кортеж сопровождался оглушительными разрывами хлопушек и петард.

В русской обрядности после свадебного стола молодых провожали на брачное ложе – как правило, – дружки или свахи. Иногда у брачного ложа клали топор, молоток, хомут, вожжи, чтобы рождались сыновья и чтобы они были хорошими работниками. Довольно широко был распространен обычай раздевания мужа женой, что отмечено еще в «Повести временных лет». Во многих населенных пунктах принято было демонстрировать рубашку новобрачной как свидетельство ее непорочности или бесчестия. Если она оказывалась непорочной, ее проводили по «красной дорожке», прикалывали красные банты. Так же встречали родителей, сумевших «соблюсти» дочь. В противном случае били посуду, родителям подавали пиво в решете или в дырявых стаканах, надевали на них рваные рубахи.

Такое отношение к девичьей невинности существует у многих народов мира. У юртовских татар, например, если «обнаруживалась невинность невесты, она получала право называть мать жениха мамой, он оставлял под подушкой деньги – дань за девичью честь. В противном случае ее выгоняли обратно к родителям. Что было для ее семьи большим позором» [256] . Как указывает Б. Рассел, «главным мотивом появления моральных норм в отношении между полами в западной цивилизации еще до принятия христианства была необходимость обеспечить такую степень добродетельности женщины, без которой существование патриархальной семьи становится невозможным, так как становится невозможным определить, кто отец ребенка» [257] .

Однако такое отношение характерно не для всех народов. Например, в отличие от христианской традиции, в монгольской традиции характерна центрация на репродуктивной плодородности сексуальных практик. Так, ребенок незамужней девушки считался ребенком ее матери. Но такая девушка, уже продемонстрировавшая свою репродуктивность, становилась более привлекательной для брачных предложений.

Одним из важных структурных элементов свадьбы у русских была обрядовая баня для новобрачных, которую устраивали утром второго дня свадьбы. Это был очистительный обряд.

В случае «слабости» жениха, чтобы исправить «позор», в баню звали знахаря поправить это дело, ибо «Мужик без этого – не мужик» [258] .

После бани, а там, где ее не было, после брачной ночи молодые катались по селу на лошадях. Это было оповещением односельчан о вступлении молодых в брачные отношения и о предстоящем свадебном пире. На второй день свадьбы важное место занимал «сырный стол», где гостям – это, как правило, родственники с обеих сторон, «разносились сыры». Каждый из гостей получал рюмку водки и закуску, но должен был класть на поднос деньги или подарки, которые становились собственностью молодоженов, в первую очередь для формирования женского имущества. Этот обряд разнесения сыров представлял собой акт признания родства молодой со стороной мужа и помощь новому члену этого семейно-родственного коллектива. Такая материальная помощь новобрачным была обязательным структурным элементом русской свадьбы [259] .