– Итак, едем прямо до площади Богдана Хмельницкого. На фуникулере спускаемся вниз на Подол, потом пешком на пристань. Садимся на паром и через Днепр на пляж, купаемся до посинения, загораем до почернения, берем лодку и вниз по течению. Обратно, если сможем преодолеть течение, а если нет...

– Грандиозно! Тогда - к Черному морю. Моя заветная мечта! В жизни не видела моря. Уверена, море и горы - вершина земной красоты. Мен, этого вполне достаточно, - я больше в твоей гениальности нисколечко не сомневаюсь. Но постой, постой, а как же обещанная "Сильва"?

– А это уж выбирай - море или оперетта.

– Хочу то и другое. Ладно, сегодня только театр, а потом как-нибудь и море. Кстати, ты захватил с собой костюм, галстук?

– Так точно!
– отрапортовал Мендл, шлепнув рукой по своему портфелю.

– А ты?

– Я тоже.

Полупустой салон трамвая залит ярким солнечным светом. Через открытые окна прорывается ласковый прохладный ветерок. Кондуктор в прекрасном настроении - сегодня выходной день, никакого столпотворения, все аккуратно платят за проезд. Быстро, без задержки, одна остановка сменяется другой. Сегодня совсем иной пассажир, совсем другое у них настроение, совсем другие у них заботы - приятные, радостные. Вместо жалоб и ругательств приветливость, улыбка.

Мимо проносятся одноэтажные домики с небольшими палисадничками. Кто-то вытряхивает ковры, сидят старушки на завалинке и обсуждают, видимо, самые наболевшие дела.

Слева по середине шоссе тянется сквер с многочисленными скамейками. Там мужчины режутся в "козла" и играют в шахматы.

Трамвай выехал на большую площадь. Здесь начинается центральная часть города - маленькие домики сменились многоэтажными красавцами. Кондуктор обращается к пожилой женщине:

– Бабуленька, вы спрашивали планетарий. Пожалуйста. Только осторожно со своими внуками, когда будете спускаться вниз по ступенькам. Следующая остановка - Еврейский базар. Прошу приготовиться.

На площади очень оживленно, и трамвай замедляет ход. Много пассажиров приготовилось к выходу. Среди них крестьяне из пригорода с полными мешками фруктов и овощей на продажу.

У самого входа на базар продают цветы, черешню, клубнику, одежду. Шумно и людно. По радио звучит знаменитый дуэт Одарки и Карася:

Ой, Одарко, годi буде,

Перестань-бо вже кричать!

Нi не хочу, нi не буду,

Нi не стану я мовчать!

– Мендл, смотри, какой пушистенький бежит!
– восторженно закричала Ульяна, свесившись через окно.
– Откуда он взялся?

Трамвай у рынка задержался на некоторое время. Спускавшийся на выходе по ступенькам старый крестьянин потерял равновесие и уронил на землю мешок. В руках у него осталась лишь веревка. Не успел он оглянуться, как оттуда выскочил кролик и забрался под трамвай. Собрался народ. Под смех и улюлюкание кондуктор вытащил серого и вручил хозяину.

– Помнишь, Мендл, у нас ведь было много кроликов. Мой дедушка их разводил, и жили они в дощатом загончике. Однажды дедушка купил мне на день рождения такого маленького, беленького, пушистого, ну что тебе сама нежность. Очень шустрый был и любил свободу. Мы пустили его в загончик, а он воткнул мордочку в дощатую стенку и как припустится бежать по периметру загона! Бежит, бежит, пока не наткнется на единственную небольшую дырку в стенке, шмыг - и на свободе. Мы думали - случайно. Попробовали еще, а он опять так же выскакивал наружу. Вот смеху-то было!

Площадь Богдана Хмельницкого. Легендарный герой украинского народа восседает на лихом скакуне с увесистой булавой в правой руке - символом верховной власти. Здесь и у Софиевского собора экскурсанты - школьники, красноармейцы, приезжие из других городов и сел.

У строгого, светлого с массивными колоннами здания дома народных комиссаров Украины выстроились пионеры в красных галстуках. Они торжественно принимали от новичков, вступающих в их ряды, клятву. То и дело по площади звучали звонкие детские голоса.

– Пионеры, к борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!

– Всегда готовы!
– отвечали вновь принятые, вскидывая руку вверх ко лбу.

Мендл и Ульяна подошли к верхней станции фуникулера.

Кое-где сквозь густую зелень деревьев и кустов видна была далекая приднепровская перспектива извилистых улиц и заводских цехов с дымящими трубами.

Ульяна подошла к перилам, посмотрела на уходящие далеко вниз широкие рельсы и вздрогнула. Высокий, почти вертикальный склон спускался куда-то далеко вниз к промышленному Подолу. Не видно было, где этот путь кончается, и самого фуникулера тоже.

– Мен, - сквозь кривую улыбку начала было канючить его спутница, - я ведь еще ни разу не спускалась на фуникулере...

– Тихо, - перебил ее Мендл, - я тоже ни разу. Все некогда было.

– А что твой план, - не унималась Ульяна, тихо попискивая, вобрав голову в плечи, - гениальный который, действительно окончательный? Да? Изменить его никак нельзя?

– Смотри вниз - идет.

– А если трос порвется?

– Не порвется. Тут блокировка есть.

– А что такое блокировка?
– дурачилась Ульяна.