В бешенстве мечется по площади Халюк и его шеф Рудько - старик, ребенок, женщина - выстрел в упор, пьяная ругань, мат.

Оказавшись за забором, Мендл на секунду задержался - длинная автоматная очередь прошила забор. Спохватившись, побежал в сторону школы, за которой лес.

В возбужденном сознании вспыхнуло: "В школе-то немцы!" Но было уже поздно. Другого выхода нет. Идти напролом, и только. Что будет... Мендл быстро пересек несколько огородов, достиг идущей к гребле дороги, по которой они недавно шли на проверку. Проскочил ее и оказался в прибрежных кустах около школы. Но кусты были совсем редкие и скоро вообще кончились.

Только он выскочил на открытое место, как то, что он увидел, заставило его остановиться. Его словно парализовало.

"Все! Игра окончена!" - мелькнуло в голове.

Слева, совсем рядом, на крыльце школы, - немцы. Их много, человек пятнадцать. Они выбежали на выстрелы и крики. Он стоял с глазу на глаз со смертью, на самом виду. Сердце стучало в ушах, рубашка прилипла к телу, ноги подкашивались... Он стоял перед своими убийцами, как затравленный зверь, и ждал конца.

Жандармы, эсесовцы и полицейские после некоторой растерянности начали приходить в себя. Часть из них ринулась вдоль улицы и погналась за теми, кто побежал за Аркадием. Остальные - в сторону гребли. Строчили автоматы, раздавалась немецкая и украинская ругань, стоны, крики, вопли... На площади оставались убитые и раненные.

Мендл продолжал стоять и ждать своей смерти. Но проходили длинные секунды, а немцы у школы смотрели на него, на все остальное, что происходило на площади, и бездействовали. Мендл на миг повернулся лицом к плотине. Сквозь густую пыль он увидел бежавшую толпу.

За ними - Осадчий, Халюк, Заслян, эсесовцы, жандармы. Вот в толпе мелькнула Голда, а сзади мама и Люся.

– Боже, соверши чудо, сохрани им жизнь!
– процедил сквозь зубы Мендл.

Сердце, словно падающий молот, удар за ударом. И каждый из них еще и еще раз воспламенял в жилах кровь. Удар, еще удар! Неужели последний? Сколько еще осталось? Какое благо ощущать каждый очередной - он еще жив!

Около мельницы уже вовсю свирепствовала кровавая вакханалия. Мост усеян убитыми и раненными. Почуяв запах крови, вконец озверевшие убийцы косят автоматными очередями всех и вся. Старший сын Янкеля прыгает через перила моста и исчезает в водной пучине. Вслед за этим на поверхности всплывает кровавое пятно.

За углом мельницы, прижавшись к стене, стоит его мать Эстер. Она все это видит. Волосы вздыблены, в глазах безумие. Другой сын, только что вырвавшись из ее рук, взбирается по пожарной лестнице вверх, чтобы скрыться в слуховом окне. Эстер медленно опускается по стене и падает навзничь. Она уже не увидит, как ее младший сын повиснет головой вниз на последней ступени у слухового окна...

Халюк настигает черноволосую, совсем еще крошечную девчонку. Этому зверю мало ее просто пристрелить. Ему нужно сначала насытиться нечеловеческими страданиями невинной жертвы. Он вытаскивает из-за пояса свою нагайку и обрушивает ее сначала на распластавшегося у его ног, с ужасом в глазах, ребенка, а потом разряжает в него свой пистолет...

Заслян догоняет Этл. Автоматная очередь, обжигающий удар в спину, и она останавливается. Грузно, медленно валится на бок. Она вскидывает руки к небу, как бы посылая проклятия убийцам. А взор ее по-прежнему устремлен туда, куда бегут ее дочери.

Не добежала до конца плотины Люсенька. Сраженная, она ухватилась за перила плотины, прерывисто стала опускаться на колени, прижалась лицом к холодной решетке и навсегда остановила свой взор в сторону вечно шумящего, неумолкаемого водного потока, как бы завидуя ему...

Лишившись надежды на спасение, Мендл ждал развязки. Но никто в его сторону не стрелял. Молниеносная мысль - он спасен! Да, да, как ни странно, спасен! Во всяком случае, есть шанс! Он виден со стороны площади, где полно полицаев и эсесовцев, и со стороны школы, где стоят немецкие солдаты и, тем не менее, никто в него не стреляет.

Каратели в сторону школы стрелять боятся - не убить бы кого-нибудь из фронтовиков. А последних это побоище не касается. Ну конечно же, немцы у школы без оружия!

В мгновение ока Мендл сорвался с места, обогнул ближайший за школой дом, второй, третий и достиг, наконец, первых лесных посадок. За ним погони не было. Некоторое время он еще бежал, тяжело дыша, задыхаясь, спотыкаясь о кочки, продираясь сквозь кусты. Наконец, он углубился далеко в лес. Устало остановился, прислушался. Вдали еще раздавались выстрелы.

Мендл опустился на широкий пень, перевел дух, свесил руки вниз, уставил бессмысленный взгляд в землю.

– А дальше что?
– возник вопрос.
– Я жив, а мама, Голда, Люся? А что с Хавой, Леночкой? Куда теперь мне податься? Оставаться в Ружине? Ни за что! Пусть фронт за тридевять земель, на Волге, Урале, в Сибири - все равно дойду. Один дойду. Надо отомстить. Пока на земле живет хоть один только гад, одна только скотина - драться до последнего вздоха!

Не сиделось, вскочил. Подошел к стоящей рядом березке. Обнял ее, с силой прижался к ней, прислонил щеку к холодной коре и так стоял несколько минут. Вздрагивал от каждого доносившегося до него выстрела.