– Он летел?

– Летел.

– Дык как же он не летает, раз полетел? – чуть не выкрикнул хозяин и громко рассмеялся.

Все смущённо вернулись к столу. Они ещё много о чём говорили, многому удивлялись и самую малость смеялись.

К вечеру нужно было разъезжаться по домам. Все стали спрашивать хозяина как им проще всего добраться до их домов, ведь в его садах было огромное количество дорог, от чего он напоминал бы лабиринт, если б на каждую из четырёх сторон света не выходила одна широченная и прямая дорога, ведущая прочь из его владений, к выходу, который был где-то там, за горизонтом. Но как раз из-за размера его земель гости хотели сразу выехать поближе к своим домам, чтобы успеть до темноты и не плутать тут ночью. Тут человек совсем уж попал впросак, когда начал говорить, что куда бы каждый из них не поехал, он всё равно выйдет из его сада там, где тому будет нужно. Гости смотрели на него как на идиота, когда он объяснял, что не знает, как это получается, а знает только что это так. На него будто бы даже обиделись. И все поехали прямыми дорогами, ведущими за горизонт. Никто не стал потом сворачивать на тропки, и большая часть провела эту ночь в машине, ругая человека последними словами. А когда отъезжали, наконец-то разразился дождь.

Человек жил отшельником в пустыне уже многие годы, и это был первый дождь на его памяти. Хоть никто и не остался доволен, и даже несмотря на то, что никто не приезжал, человек был рад. А как же, ведь скоро тут всё зацветёт! Теперь-то уж точно…

Замечание. Если не понятно чувство, которое пронизывает всю эту историю, прочитайте её ещё раз очень внимательно.

С таким же вот чувством, ощущением и волнением искал и я своих соратников среди местных писателей и поэтов, и не мог найти никого, за кого бы ни хватался. И вот, в какой-то момент, попавши в ту самую ловушку сбегания, сбежав прочь с одного из таких вечеров, стал задаваться вопросом – а зачем мне это нужно? Вопрос важный и сильный, ибо действа сии, хоть и были, по меньшей мере, неким подобием настоящего праздника, всё же воспринимались довольно тяжко, подготовка и выступления отбирали огромное количество сил, толком ничего не давая мне самому, кроме возможности свои силы на это потратить. И ехал тогда я домой, будто бы сильно болея, и думал – прав ли я, что вообще нахожусь там, где нахожусь? Не наебал ли я себя в стремлениях своих? И прочие, уже озвученные ранее вопросы, свойственные ловушке лености.

Однако, через время, решил я дать этому поприщу ещё один шанс. Хоть и звучит сие крайне величаво, на самом деле совсем не так обстояло дело в действительности. Я сам, именно я, вообще ничего не давал и не решал. Так получилось. Гурджиев говорит, что вообще всё в жизни человека просто случается с ним, с этим спорить можно, хоть и очень сложно, но вот в данном случае и спорить-то даже не приходится. Ибо случилось так, что снова засверкало то душевное единство, причём ярче всех остальных многократно, с одним из членов нашего кружка, кругом назвать его не очень-то получается, слишком уж малочисленен он был. И единство сие вернуло меня на какое-то время обратно в строй, обратно в то общение и деятельность, о которой уже говорилось.

На этом моменте, пожалуй, и поставим мы начальную точку описываемых событий. А почему бы и нет, если настоящего начала не существует, так почему бы его не обозначить, не вписать под каким-то днём: "Тогда начались великие дела!"? Это же красиво, это очень красиво!

Замечание. Я думаю, что Библия начинается с сотворения мира примерно по такому же принципу. Просто нужно было с чего-то начать, это удобно, но слегка удручает, ибо оставляет массу загадок о том, а что же было до этого самого сотворения?

В свойственной мне манере, при обнаружении некой фантомной (реальной мне тогда не встречалось) общности с чьим-то воззрением на окружающие дела, я начинал максимально сближаться и общаться с носителем сиего видения мира. Сближался довольно активно, что тоже нравилось далеко не всем. Делился тем, что тревожилось, о чём думалось и мечталось, показывал то, что волновало и радовало. Реакции в целом на такую коммуникацию были тоже разношёрстные. Однако, в данном конкретном случае общение завязалось довольно хорошо. В нём даже в те самые первые моменты уже можно было рассмотреть, что общность-то фантомна, но тогда ощутить это у меня не получалось. И я пытался подобраться к центру мною же созданного симулякра, и удивлялся, натыкаясь на какие-то препятствия, на неожиданные обрывы смысловых потоков в тех местах, где вроде бы и рваться им было бы совершенно незачем. Однако, и это меня не останавливало. Я словно бы шёл по карте некоей местности, может быть даже шёл на память, по чувству, и не видел, упорно закрывал глаза на то, что на самом деле местность-то совсем другая. И бился головою о всякие стены, каждый раз удивляясь, но всё же оправдывая их.

Замечание. Наблюдательность – это черта, выработавшаяся в ходе эволюции у всех живых организмов на том или ином уровне. Действительно, сложно было бы существовать на свете, вечно не обращая внимания на угрожающих хищников, это кончилось бы быстро и довольно плачевно. Однако человек, отгородившись от всего мира своею головой, породившей цивилизацию и прочие раковые опухоли, постепенно стал терять всякие качества, необходимые для жизни. И наблюдательность – в том числе.

И вот приключилась тогда очередная (или внеочередная, уже и не помню) встреча всего нашего "поэтического кружка". Встречи сии представляли собою в то время обычно прогулки по городу всем вместе, иногда с лёгким почитыванием собственных произведений, а больше просто с общением. И интересующий меня собеседник тоже собирался там быть. Мне такие сборища были самую малость странны в то время (сейчас, наверное, показались бы куда более странными и неприятными), но всё же они радовали меня, да и опять же, намечались интересные разговоры.

Дело было в марте, в самой его середине. Ко встрече той я никак, конечно, не готовился, ибо это же не выступление никакое, а просто встреча друзей (как мы тогда себя громко и гордо называли). Но всё же возникало некое волнение у меня перед этим намечающимся мероприятием. Сам себе с трудом я мог его прояснить. Возможно, роль тут свою сыграли и чувства романтического свойства, проявляющиеся к объекту моего интереса, самые зачаточные, самые лёгкие и незначительные, но всё же обладающие указанным характером. Да, было и такое содержание в моём общении, ибо всегда оно присутствовало там, где была заинтересованность самим человеком. Всегда хотелось, чтобы человек тот был ближе, чтобы можно было любоваться им, отражаться в нём и его в себе тоже отражать, создавая причудливую систему зеркал, освещающую всё вокруг скопищем солнечных зайчиков, бегающих вокруг сами по себе. Да, возможно, что в этих чувствах было дело, но и не только в них. Тогда в целом происходила некоторая подготовка к глобальной перестройке меня, и, возможно, эта перестройка засветила из будущего своим мощным рентгеновским светом, посылая сигналы в настоящее, как будто предупреждая о грядущем.