И наконец, после реплики "здравомыслящего человека" Чаадаева "Тургенев улыбнулся. Когда все расходились, он сказал Вильгельму дружески и вместе снисходительно:

– Я питаю уважение к мечтам моей юности. Опытность часто останавливает стремление к добру. Какое счастье, что мы еще неопытны!"

Это Чаадаев "Кюхли", поданный через Кюхельбекера, Пушкина, Тургенева и очень осторожно непосредственно автором.

Чаадаев "Вазир-Мухтара" развернут, и главное, что осталось от прежнего отношения к своему герою, это неприкрытая, недобрая ирония, ставшая преимущественным повествовательным приемом изображения этого человека.

В "Вазир-Мухтаре" Чаадаев подан только через Грибоедова, который сам от первого до второго романа претерпел немалые превращения. Свое мнение о событиях и людях Тынянов в "Смерти Вазир-Мухтара" препоручает сообщить Грибоедову.

Портрет, без которого у Тынянова не появляется ни один человек, всегда важнейший элемент характеристики действующего лица, и поэтому эволюция портрета дает возможность проследить изменения модели.

Кроме приведенных в "Кюхле" есть еще два куска портрета Чаадаева:

"...с бледным гусаром. Лоб гусара был высокий, глаза холодные, серые. Улыбаясь язвительно тонкими губами..."

"...блестящий его мундир выделялся среди черных и цветных сюртуков и фраков. Белесоватые его глаза равнодушно скользнули..."

А вот Чаадаев в "Смерти Вазир-Мухтара".

"Перед столом с выражением ужаса стоял Чаадаев.

Он был в длинном, цвета московского пожара, халате.

Тотчас же он сделал неуловимое сумасшедшее движение ускользнуть в соседнюю комнату. Бледно-голубые, белесые глаза прятались от Грибоедова".

"Медленно совершалось превращение халата. Сначала он вис бурой тряпкой, потом складок стало меньше, он распрямился. Чаадаев улыбнулся. Лицо его было неестественной белизны, как у булочников или мумий. Он был высок, строен и вместе хрупок. Казалось, если прикоснуться к нему пальцем, он рассыплется".

"Он (Грибоедов.
– А. Б.) почувствовал неестественность белого лица и блестящих голубых глаз..."

"Человек в халате цвета московского пожара, в черном колпаке, быть может, сумасшедший..."*

* По изданию "Смерть Вазир-Мухтара" (Л., "Прибой", 1929, стр. 35).

"Чаадаев сбросил на стол черный колпак с головы. Открылась лысина высокая, сияющая".

Между Чаадаевым "Кюхли" и Чаадаевым "Смерти Вазир-Мухтара" - девять лет. Они схожи друг с другом только бледностью, белесыми глазами и высоким лбом.

Чаадаев и дом, в котором он живет, связаны параллелизмом. Параллелизм построен на безумии.

"Дом был с придурью... Дом Левашовых был не простой дом... в каждом флигеле по разным причинам проживающие лица: кто из дружбы, кто из милости, кто для удовольствия, кто по необходимости, кто без всякого резона... Чаадаев сюда переехал на житье по всем резонам сразу, особенно по последнему"*.

* По изданию "Смерть Вазир-Мухтара" (Л., "Прибой", 1929, стр. 32).

Первое, что замечает Грибоедов, подойдя к дому, это то, что "дом был с придурью".

И первое, что замечает он, увидев Чаадаева, то, что "он сделал неуловимое сумасшедшее движение...".

Сумасшедший человек живет в сумасшедшем доме.

Дальше идет сцена Грибоедова с Чаадаевым, в которой с успехом доказано, что Чаадаев сумасшедший.

Начинается с безумия мнительности.

"- Дело в том, что я болен.

– Да, вы бледны, - сказал рассеянно Грибоедов...

– Не то, - протянул Чаадаев, задыхаясь, - я что же, по-вашему, бледен?

– Слегка...

– Я страшно болен, - сказал упавшим голосом Чаадаев...
– У меня обнаружились рюматизмы в голове. Вы на язык взгляните, - и он высунул гостю язык.

– Язык хорош, - рассмеялся Грибоедов.

– Язык-то, может быть, хорош, - подозрительно поглядел на него Чаадаев, - но главное - это слабость желудка и вертяжи. Всякий день встаю с надеждой, ложусь без надежды".

Грибоедов советует Чаадаеву лечиться по его системе. Его система "скакание на перекладных".

Но оказывается, что и эта система бесплодна, и Грибоедов признается: "Так и не нахожу себя самого". (За несколько часов до беседы с Чаадаевым Грибоедов сказал эту же фразу Ермолову.)

Чаадаев подхватывает. "Вот как, - сказал, с интересом всматриваясь в него, Чаадаев, - но ведь это болезнь, Это называется боязнь пространства, агорафобия".

То, что Грибоедов называет лечением, Чаадаев считает болезнью. Поэтому оказывается, что Грибоедов тоже болен.