На экране появился бледный свет, на фоне которого звучала легкая музыка. Ученики сидели с открытыми ртами.

– Но жизнь – это не чертежи и лекции.

На экране на долю секунды появился темный туннель. Все дрогнули, даже учителя. Некоторые пытались притвориться, что это не произвело на них никакого впечатления, но было слишком темно, чтобы хоть кто-то это заметил.

– Жизнь – это единственное, что у нас есть. Самое ценное, но она зависит от нашей воли.

Снова темный туннель, какие-то трубы тянулись вдоль стены. Камера двинулась, словно показывала картинку, которую видят глаза идущего по туннелю человека. Как в компьютерной игре. Фильм начал медленно выходить с экрана, хотя вначале это казалось иллюзией.

– Мы сами решаем, как пройдет наша жизнь. Сами делаем выбор, и не верьте, если кто-то говорит вам, что все по-другому.

Картинка перепрыгнула, показывая альбом с фотографиями. Теперь презентация происходила не на экране, а перед ним. Голографический альбом висел в воздухе посреди зала. Он был размером с человека, но никто это так не воспринимал. Папа Нэта отошел в тень и скрытно нажал на кнопку пульта. Альбом открылся, внутри были черно-белые снимки класса. На одной фотографии было два мальчика, она поднялась над альбомом.

– Это я и мой лучший школьный друг. Его зовут Кристиан.

Фотография исчезла, в альбоме несколько страниц перевернулись, и выскочило следующее фото: два мальчика сидели в лодке. Потом еще несколько фотографий. Те же мальчики, только старше: в зоопарке, на каникулах, в бассейне, обнимающие смеющуюся девочку.

– Мы дружили много лет, – продолжал папа Нэта, его голос усиливался благодаря динамикам. – Мы строили большие планы. Хотели основать собственные авиалинии, открыть свой отель, потом решили, что будем выпускать гоночные мотоциклы.

Снова выскочила картинка туннеля, вместо музыки был слышен глубокий вздох.

– Потом появилась мода на курение разных… Мы начали курить.

– От курения травки ничего плохого не случится, – раздался чей-то голос из зала.

Сзади, где сидели учителя, случился небольшой переполох. Кто-то попытался прервать презентацию, чтобы найти автора этих слов. Но все внезапно утихло.

– Может, сегодня это нехорошо, – сказал Белецкий, – но тогда мой отец устроил мне такую взбучку, что она отбила у меня охоту курить даже обычные сигареты. И хотя я не применяю такие методы к моему сыну, – слушающий в напряжении Нэт покраснел, – сегодня я безмерно благодарен своему отцу.

Путешествие через голографический туннель продолжалось. Становилось светлее, можно было разобрать предметы, что лежали на полу: разбитые бутылки, порванную одежду, сломанную магнитолу и грязные газеты. Вдруг камера ускорилась и наехала на худой, сгорбленный силуэт человека. Туннель исчез, тощий мужчина, все еще скрытый в тени, казалось, лежал сейчас на полу спортзала. Папа Нэта подошел к нему. Фон плавно перешел в большую зеленую лужайку, которая покрыла пол, доходя до ног первого ряда учеников. Было видно мост Грота и трубы Жераньской электростанции, над которыми висели тяжелые облака.

– Какое-то время назад я встретил Кристиана совершенно случайно на улице, – продолжал папа Нэта явно взволнованным голосом. – Я едва узнал его. Я решил посетить место, где он сегодня живет, и проверить, сколько осталось от наших мальчишеских мечтаний.

Кристиан сделал несколько шагов. Он выглядел не на сорок, скорее на шестьдесят лет. Видно было, что он слишком худой, и прогулка пешком дается ему с трудом. У него была потертая грязная куртка и брюки, в которых невозможно было распознать форму его костлявых ног. Одежда висела на нем как на вешалке. Он дрожал и пытался что-то сказать, но с его губ слетала какая-то тарабарщина, из которой можно было разобрать только отдельные слова.

– Наверное, вы думаете, зачем я показываю его в таком месте? – спросил папа Нэта, обращаясь к публике. – Сейчас Кристиан живет именно тут, вместе с другими людьми, с которыми жизнь обошлась неласково.

Кто-то начал смеяться, но его быстро успокоили. Камера двинулась вперед, опустилась над лужайкой, потом поднялась над круглыми металлическими люками, сдвинутыми с воздуховодов. Нырнула во мрак одного канала, у всех закружилась голова. Камера опустилась вниз, поднялась над полом и снова показала туннель с трубами вдоль стен. В нескольких местах вырывался пар, на влажном полу валялся мусор. Через несколько секунд трехмерного путешествия камера достигла расширения туннеля. На грязных подстилках, между картонными ящиками, лежали несколько человек. Кто-то сидел в углу, кивая без причины, завернутая в одеяло женщина слушала радио. Кто-то стонал, но было темно, чтобы рассмотреть, кто именно. Одетый в лохмотья мужчина шаркал и тянул за собой тележку с кривыми колесами.

Картинка вспыхнула и вернулась на поверхность. Кристиан начал всхлипывать и протягивать руки. Никто в зале не произнес ни слова. Наконец картинка побледнела и исчезла.

– Я хотел бы, чтобы Кристиан что-то рассказал от себя, – тихо пояснил Белецкий, – но он не смог сказать ни одного предложения. Я не утверждаю, что он всегда так выглядел. Но это один из возможных вариантов конца его истории, начатой невинным курением в школьном туалете.

Роллеты на окнах поднялись, спортзал залил яркий солнечный свет. Ученики все еще сидели неподвижно, всматриваясь в уже пустое место после голографической презентации. Через некоторое время все начали вставать и переговариваться. Прошло несколько минут, ученики двинулись к выходу. Только 1-А остался, сгруппировавшись вокруг Аурелии.