радости веревка, наконец, задвигалась. Я принялся выбирать ее, чувствуя тяжесть Добби. Когда показалось его лицо, оно было чернее, чем у негритоса. Какой-то чумазый трубочист, а не Добби.

– Не усердствуйте, Сэм, - пробормотал он, сплевывая черную слюну.
– Вы так тянули, что я еле поспевал.
– Я боялся за вас, сэр.

Добби вылез и сел на землю. Грязный пот ручьями стекал по его щекам. Он с наслаждением дышал свежим воздухом.

– Замечательно, Сэм, - улыбнулс-я он, блестя зубами.
– Там сталактитовые пещеры невыразимой красоты... Ну, давайте завтракать, дружище...

Он развернул пакет с сандвичами и выругался.

– Хм... Вот досада!

– Что случилось, сэр?
– спросил я.

– Хм... Пустяки! Я обронил мою трубку. А все-таки жаль. Но я достану ее завтра.

Он задумчиво принялся жевать сандвич с ветчиной.

– Расскажите о сталактитовой пещере, сэр, - попросил я.

– Не поддается описанию, Сэм. Все блестит, как драгоценные камни. Но я шучу. На самом же деле, кажется, там угля еще достаточно.

Сандвичи были съедены.

– Хорошо бы покурить, Сэм, - пробормотал Добби и добавил с досадой: - Ах, трубка! Сэм, сейчас вы спустите меня опять вниз.

Безотчетный порыв молодости заставил меня сказать:

– Позвольте это сделать мне.

Но Добби подошел к краю и показал пальцем в колодец:

– Туда? Нет, друг. Видно, моя судьба сегодня получать двойное удовольствие. Да и зачем вам пачкаться в угле?

Но я настаивал. Во мне вспыхнули ребячьи мечтания о тайнах Длинного Хобота, и я с таким жаром умолял Добби, что чуть было не свалился в пропасть.

Добби решительно махнул рукой.

– Спускайте меня и не хнычьте.

Но я вцепился в Добби и умолял, придумывая тысячи доводов, что именно мне следует извлечь из Хобота трубку. Добби, наконец, смягчился.

– Вам хочется полюбоваться на сталактиты? Да их же там нет. Я пошутил. А впрочем, спускайтесь, вспоминайте свои ребячьи проказы. Но только не глубоко, не на всю длину веревки.

Он говорил дружелюбно и развязывал узел веревки у себя на жизоте.

– Слушайте внимательно, Сэм. Сначала пойдут выступы на стенах вроде ступеней. По ним спускайтесь медленно и осторожно.

– Да я умею лазать по шактам!
– весело отозвался я. Добби сдвинул густые брови.

– Не перебивайте. Это очень дурная манера, когда перебивают старших. Через пять-десять ярдов попадется площадка, слеза будет лестница. Но не становитесь на нее: все ступеньки сгнили. Советую не спускаться ниже и тотчас же подниматься. Если трубки там нет, не ищите ее.

– А пещера?

– Да нет же никакой пещеры! Когда приедут эксперты, тогда лазайте с ними сколько угодно. А пока будьте осторожны.

Давая мне наставления, Добби обернул веревку вокруг моей талии и завязал сзади.

– Кажется, крепко получилось, что-то вроде морского узла - не развяжется. Повторяю: опускайтесь до площадки и давайте сигнал - я вас вытащу.

– Фонарь, сэр?

– Хм... Да.

Добби прикрепил мне "Эмми" на грудь. Я попробовал кнопку зажигания фонарь был в исправности.

– - Вы бы сняли фляжку, Сэм, - заметил Добби, когда я спустил ногу в шахту.

– _ Она не мешает мне, сэр.

– Спускайтесь, Держу, - сказал Добби, готовясь распускать веревку вслед за мною.

– Благодарю вас, - успел сказать я, ощупывая ногами выступ на стенке Хобота, и начал спуск.

– Прекрасно, Сэм, - услыхал я сверху ободряющий голос Добби.
– Смотрите вниз, на ступеньки.

Я включил свет. Хобот оказался совсем не страшным. Света "Эмми" было достаточно, чтобы ориентироваться. В путешествии не было ничего необычного. По пoзабытой привычке я считал выступы, чтобы увереннее подниматься обратно. Внизу с писком пролетали летучие мыши. После шестнадцатого выступа нога моя уперлась в сравнительно .широкую площадку. Полуистлевшие скелеты птиц валялись на краю ее. Кажется, совы пробовали вить гнезда в этом укромном местечке. Я поднял голову. Вверху голубовато-серым лоскутом приветливо светилось небо, а внизу, под площадкой, чернела пропасть. Ближе к стене я увидал свежие следы бутсов Добби и его трубку. Я поднял ее и сунул в карман. Добби, конечно, спускался ниже. Мне очень не хотелось давать сигнал возвращения.

Полуразрушенные, не внушавшие доверия деревянные перемычки вели вниз. Выбрав надежный уступ скалы, я сполз с площадки, повис на руках и нащупал ногою точку опоры. Спуск предстоял трудный. Ствол шахты расширялся, и я по одной из стенок сползал все ниже и ниже, держась ногами и руками за выступы. Я забыл обо всем, даже о страхе. Чувство наивной гордости наполняло мое сердце. "Вот я и в Длинном Хоботе, - подумалось мне.
– Пусть теперь Эд не важничает. Это не колодец у леса Патрика". Тот колодец был неглубок, мы там, бывало, ловили летучих мышей и пугали ими девчонок.

Мне захотелось послать приветственный сигнал Добби, и я схватился за веревку. Вернее сказать, я хотел схватиться и думал, что схватился. Мне оставалось только раскрыть рот от изумления, потому что на самом-то деле веревка с тихим шуршаньем, как джирра, уже ползла вверх.

На кепи мне сыпалась пыль и всякая дрянь. Веревка исчезла. Хотел я хлопнуть себя по глупому лбу, но руки были заняты: я висел на них.

Внезапно голова моя сделалась легкой, как после стакана крепчайшего кофе. Мысль промчалась, будто ласточка: "Вот так морской узел"