Особо же неприятен был повод для встречи. Скорее бы уж эта компашка забрала себя в экипажи, руки в ноги, а гвардию в кони и отвалила обратно в столичный Лой, оставив полковнику его вотчину. Не нравилось ему копошение высокородных гостей в Академии.

Дим в очередной раз попробовал убрать с морды лица кислую мину, может на выдающиеся женские прелести попялиться? Тоже не то. Красавицы здесь подобрались конечно отборные, причем в прямом смысле, граф отобрал в дворню из праздничного улова самых-самых. Но мордочки дурех, еще не до конца осознавших свое счастье (остальные уже несли первую вахту в солдатском или, если повезло, офицерском борделе при Академии) романтический настрой сбивали одним своим угрюмым видом.

Не нравилась полковнику имперского легиона и та мрачная черная клякса, что тяжелым давящим пятном расплылась по совести. Вот не было у него той полезной привычки прощать себе бесчестные поступки, без которой невозможно прожить при любом дворе любой столицы любого государства. Как-то удавалось до сих пор полковнику ограждать себя от этакого сомнительного счастья. Лойская Пехотная Академия по своему укладу больше походила на военизированный лагерь с соответствующей строгой дисциплиной, чем на жилое поселение разумных, которое, как известно, невозможно себе представить без грязного хвоста дрязг, мздоимства и подлости. Нет, возле такого скопления разумных (а отметить Лойскую Пехотную Академию своим местообитанием в имперских опросниках могли почти три тысячи людей и гномов) изжить набор пороков нереально. Но полковник Праст по крайней мере попробовал оградить рекрутов имперского легиона от мешающего обучению хаоса деревянными стенами и строгим графиком. А то, что пришлось чуть поделится властью, отдав весь палаточный лагерь, давно уже превратившийся в настоящий город, под управление имперского распорядителя его абсолютно не смущало. Пусть старина Баар сам командует проститутками и маркитантками.

Полковник грустно усмехнулся, а не превратился ли он сам в такую проститутку, пойдя на сделку с собственной честью?

Полный тяжелых мыслей Дим Праст бросил осторожный взгляд на сидящего во главе стола графа. Флорин Фонтебель как раз отодвинул нездоровой пухлой рукой от себя полупустой кубок и довольно прищурился, глядя как миниатюрная девушка, настороженно косясь на нового хозяина, бросилась подливать вино из пузатого кувшина. Тьфу, мерзость. По правую руку графа по-прежнему пребывал в прострации барон Лациус Лемер. Перебравший с вином старый вояка держался от падения лицом в стол на одной силе воли. Глава тайной службы, кстати, Ушх бы его подрала, в противовес барону к кубку почти не притрагивался. Дождавшись, пока напуганная девица отойдет подальше, виконт продолжил оборванный ее приближением разговор.

Полковник подметил, что Гес позволил себе недовольный взгляд, не одобрял остролицый виконт присутствие на выездном совещании этих дурочек. Давно у них этот спор с графом длится. Флорин четко придерживался мнения, что прислуга — это нечто вроде мебели, и не стоит обращать на нее внимание. А хитромордый виконт, по происхождению не урожденный дворянин, возился в своей работе с прислугой даже поболе чем с аристо. Полковник в этом вопросе, если бы кто-то поинтересовался его мнением, согласился бы, несмотря на личную неприязнь, скорее с главой тайной службы. Тем более, что виконт регулярно демонстрировал завидную осведомленность в чужих секретах, как раз благодаря тому самому распространенному заблуждению.

— И все-таки, ваше сиятельство, напрасно вы так неласково обходитесь с братом Жеромом, — продолжил тем временем прерванную речь Гес Кисье.

— Гнать этого святошу! — вдруг бухнул по столу, казалось бы, уснувший Лациус.

Полковник усмехнулся, глядя как виконт поморщился, бросив недовольный взгляд на почти подпрыгнувших жмущиеся по углам малого офицерского собрания девиц. Все-таки, в некоторых вопросах на сластолюбивого графа Фонтебеля было повлиять крайне сложно. Сам виконт, по слухам, женщин воспринимал больше как инструмент в работе, изредка сливая накапливающееся напряжение в первую попавшуюся дворовую девку. Но правила сегодняшнего выездного заседания определял граф, так что остролицему приходилось подстраиваться и терпеть тот факт, что жирная туша сюзерена похотливо зыркала на простенько одетых запуганных дурочек, присутствовавших при достаточно секретном разговоре.

Впрочем, глава тайной службы без особых проблем взял себя в руки.

— Мой милый Лациус! Доблестный вы наш воитель. Я понимаю, что все мы здесь не очень религиозны. И брат Жером — далеко не лучший представитель своего серорясного племени. Но, милый барон. Вы должны признать, что люди к нему прислушиваются. Вы больше не в вольной ватаге, чтобы уж совсем не думать о политике. Не сожгли бы мы того бедолагу во славу Кома и получили бы от брата Жерома кукиш, а не поголовье молодых телят в вашем баронстве. Или ваше, барон, благочестие позволит нам воззвать к милости Кома, минуя его несовершенных служителей культа?

— Да знаю я, — мрачно буркнул стремительно возвращающийся в пьяную прострацию барон, — что за яйца держат нас эти святоши.

Мдя, про держать за яйца — это он про больное напомнил. Уж очень этот образ подходил под описание собственной ситуации полковника. Нет, даже сейчас, спустя уже пять лет, других вариантов он не находил. Раз уж всех его немалых возможностей коменданта крепости не хватило для спасения чести и достоинства дочери, залезть в долги, даже такие грязные, для сохранения хотя бы ее жизни — это меньшее, что он мог сделать. Хоть вырванная из лап аристо после нескольких дней насилия и издевательств девочка уже никогда не станет прежним беззаботным ребенком, даже за возможность видеть ее живой, за шанс все-таки увидеть в будущем внуков полковник был благодарен Темной Гильдии. Ну а проданный дом и отданные деньги, это всего лишь дом и деньги. К тому же, из крепости все равно пришлось бы уезжать: благородные кости тех двух придурков догнивают в земле, но родственники их никуда не делись. Больше чем потерянные деньги все эти годы его напрягала необходимость когда-нибудь оказать Гильдии ответную услугу.

— Ну, не совсем уж за яйца, — хохотнул граф, тряся, щеками, — слава Пятерке, и мы кое чего можем. В итоге праздник все-таки по нашему сценарию прошел.

— Истинно, — вставил замечание виконт, — но вот для присмотра за серорясниками как раз и надо держать их конечно голодными, но не сильно злыми. Одного бедолагу отдали брату Жерому для укрепления веры в Кома и Пятерку, другого — нет. А сильно попросят второго, — можно будет поторговаться.

— А чего, кстати, с этим странным парнишкой, на которого взъелся Жером? — вдруг вспомнил граф. Никогда не слышал, чтобы кто-то не понимал общий язык. Он из горцев или с Эйстена что ли? — проявил граф неожиданно глубокие познания в географии. — На эльфийский его белиберда вроде не похожа.