Шрифт:
Эти примеры перекосов в прогнозировании не исчерпывают всех вариантов. Ошибки бесконечны. Они лишь показывают, что футурологу требуется держать в памяти не просто несколько сценариев событий, но понимать, что переходы от субъекта к объекту, от возможности к действительности могут быть очень разными. И объект прогнозирования существует одновременно на нескольких системных уровнях.
1.3.3. Как думают о революциях «по привычке» – проблемы инерции мышления
У ошибочного восприятия любых революций есть своя шкала заблуждений, которая очень хорошо отражает историю иллюзий.
Самая желаемая ошибка для традиционного общества – «что было, то и будет». Железобетонная стабильность. Простое воспроизводство, когда дети наследуют родителям, и основные цели в жизни – ощущение тех радостей, которые индивид может получить в каждом цикле своей жизни.
Поколения семьи в одном доме. Сельская община. Полис.
Революция как глобальное изменение воспринимается сквозь призму религии. Отражает предельно большие циклы и строится по иррациональным основаниям. Такими были религиозные группы милленариев – христиан, ожидавших (и ожидающих) конца света к определенной дате.
От этой мечты стали отходить в XVII–XVIII веках, когда стало ясно, что технический прогресс и рост потребностей составляют как бы двойную спираль и рост одного неизбежно влечет рост другого [224]. От античного и средневекового представления о соотношении естественного и искусственного к бэконовским «знание – сила» и представлениям о природе как о пассивном поле человеческой деятельности. Мир – это мастерская, а человек в ней работник. Рождается принципиально другой образ – стабильность постоянного роста, причем в максимально большом количестве отраслей.
Грюндерство. Гонка линкоров и вооружений вообще. Идея догнать и обогнать, построить коммунизм, обеспечив по тонне зерна на человека в год. Японская фетишизация роста ВВП в 1970-х.
При этом технологическая революция воспринимается двояко:
– простая рационализация, которая позволит поднять норму прибыли и создать очередной рынок;
– катастрофа, закрывающая рынок уже созданный, как создание электрического освещения уничтожило рынок освещения газового.
В таких условиях научно-технические новации мыслятся как совершенно непрогнозируемый фактор. В XX веке из воды можно сделать бомбу, которая взорвет мир, но не получится синтезировать эликсир вечной молодости. Случайность? Но человеку в 1900 году невозможно представить, что именно так все и получится.
Однако последние сорок лет возникает иллюзия предсказуемости новаций.
Достаточно неплохо исследованы большие циклы развития техники. Внедрены концепции сдерживания «экспоненциального роста» – экологические, основанные на устойчивости биосферы, ресурсные, основанные на ограниченности ресурсов и емкости рынка, основанные на падении спроса. Существуют разнообразные формы контроля: отдельные изобретения (вроде экранопланов или паровых автомобилей) просто не продвигают в силу инертности, больших капиталовложений, сговора на рынке и т. п. Какие-то прорывные технологии просто ушли из оборота, как сверхзвуковая пассажирская авиация. Ядерная энергетика оказалась чрезвычайно административно емкой. Области сверхбыстрого прогресса ограничены: электроника, отчасти биотехнология, материаловедение и т. п.
Образно говоря, в прогноз на следующие несколько лет можно закладывать рост емкости аккумуляторов, мощности процессоров, экономичности двигателя и делать вид, что все в порядке. Но потом прилетают «Черные лебеди» – внезапные кризисы, которые post factum получают отличное объяснение. Причем зависимые от своих спонсоров журналисты до последнего будут убеждать вкладчиков, что ситуация под контролем…
Если говорить о восприятии нового, то получается противоречивая картина:
– процессы вокруг нас цикличны, есть спиральное развитие с относительно предсказуемыми кризисами, которые носят ограниченный характер. Рецепты борьбы просты и понятны: резервирование (это еще в Ветхом Завете описано) и вложение средств в инфраструктуру (что окончательно стало ясно уже в XX веке);
– прогресс открывает нам все новые уровни организации материи, новые системы, и это дает качественно иные угрозы, кризисы, проблемы. Меняются правила игры, причем опора на традицию в лучшем случае может смягчить кризис (и на этом строят свои расчеты почти все консерваторы мира), а в худшем – загнать ситуацию в тупик (это как раз то, чего консерваторы боятся, но в чем не признаются под страхом виселицы). Требуется работа по осознанию проблемы и самосовершенствованию, громадные усилия для качественного скачка, который может вытащить систему из воронки кризиса.
В результате для прогнозистов мы имеем стандартную «вилку» в ответах:
– либо считать новый кризис очередным, цикличным, проходящим в рамках уже известной последовательности. Тогда надо, стиснув зубы, держаться за свои активы, оптимизировать расходы и готовиться к послезавтрашнему росту. Так и поступают 99 % бизнесменов;
– либо – поменяется все, завтра воссияет новое солнце или опустится мгла. Тогда надо идти на страшный риск: не считаясь с затратами, вкладывать средства в неочевидные, на вид убыточные проекты.