Шрифт:
– Ну вот, сразу подвох, – портье заюлил, отвёл взгляд. – Обижаете! Без вины виноватите-с! И вовсе не подвох, а кот.
– В смысле – кот?
– Ну, кот. Здоровый такой котяра, наглый. Забрался в апартаменты и уходить не хочет. Уж мы его и ловили, и гоняли – ни в какую. Дворника ободрал, страшно смотреть...
Фраер расхохотался, Миша тоже хмыкнул. Он-то думал, что за сегодня в гостиницах всего навидался.
– Невелика помеха! – заявил фраер, отсмеявшись. – Или выживем, или уживёмся. Верно, Михаил Хрисанфович?
Миша отмолчался. Алексеева-соседа он опасался: а ну как начнёт снова шерстяные беседы вести? Другой раз можно и не выкрутиться. Отказаться наотрез? Тоже подозрительно. Если что, решил Клёст, скажусь уставшим или больным. Чистая правда, между прочим! Скажусь и попрошу не беспокоить.
– Давай, показывай свои кошачьи апартаменты!
Номер оказался на первом этаже, вторым по коридору. Портье долго ковырялся ключом в скважине. В недрах двери щёлкало, лязгало, скрежетало, словно портье отпирал порядком заржавевший банковский сейф. В Волжско-Камском кассир и то быстрее управился, некстати вспомнилось Мише. Наконец в замке щёлкнуло по-особенному, и портье потянул створку на себя, укрывшись за ней и пропуская гостей вперёд.
Шельмец прятался не зря. Стоило кандидатам в постояльцы шагнуть за порог, как сбоку метнулся, яростно шипя, клубок чёрно-бело-рыжей шерсти. Кот от души деранул когтями одного, другого: Алексеева – за рукав пальто, Клёста – за левое запястье. Царапины набухли кровью, с опозданием пришла боль. Миша скрипнул зубами, едва не выронив саквояж, сунул здоровую руку в карман за «французом» – пристрелить чёртову тварь! – но вовремя опомнился. Кот словно почуял: отскочил, припал к полу. Жёлтые глазищи горят огнём, пасть оскалена, когти впились в измочаленный коврик:
«Не подходи, порву!»
– Да ну тебя, братец! – фраер замахал на кота руками. – Всё, всё, уходим!
Толкаясь, оба выскочили за дверь.
– Видали-с? – с мальчишеским восторгом осведомился портье. Дверь он поспешил захлопнуть и запереть на ключ. – Не кот, тигра лютая!
И тут фраер взорвался, да так, что искры полетели:
– Эта твоя тигра Михаила Хрисанфовича измордовала! Живо тащи бинты и йодную настойку!
* * *
– Думаю, вам стоит отправиться на Екатеринославскую, в гостиницу Монне, – участливым тоном предложил Алексеев, пока портье щедро поливал водкой (ни йодной настойки, ни спирта не нашлось) и бинтовал Мишины царапины. – У них места всегда есть.
– Монне?
– Бывший постоялый двор купца Буткова. Мебель подержанная, но завтраки отменные, от двадцати копеек. Балык, расстегайчики, даже икра...
– Поедемте вместе? – предложил Клёст
Втайне он надеялся, что фраер откажется.
– Благодарю за предложение, но я – пас. В принципе, крыша над головой у меня есть, можно не суетиться. А с Екатеринославской мне ездить не с руки, далековато-с.
Последнее слово фраер произнёс, точно копируя повадку портье.
Ну да, подумал Клёст. Ты, мил человек, богатенький, а Монне, небось, ещё та дыра. Брезгуешь? Бог в помощь. А нам бы лишь номерок свободный сыскался – отлежаться в берлоге, и чтобы про шерсть разговоров не вести.
На ступеньках гостиницы они распрощались, и Клёст кликнул извозчика:
– На Екатеринославскую, к Монне. Больше двух гривенников не дам!
– Дайте хоть с пятаком!
– Обойдёшься, хитрован.
– Воля ваша, господин хороший, – ничуть не смутился извозчик. – Садитесь, поехали.
И хлестнул лошадь:
– Брекекекс!
– Что? – взвился Миша.
Нет, ничего. Почудилось.
3
«Есть способ войти без очереди?»
– Я, нижеподписавшийся, удостоверяю, что вышеозначенная подпись под этим актом сделана собственноручно в присутствии моем, Александра Рафаиловича Янсона, нотариуса губернского города Х, в конторе моей, находящейся по Университетской улице, в доме № 16...
Нотариус был занят, пришлось ждать.
Расстояние от гостиницы до нотариальной конторы Янсона – мизер, пустяк, рукой подать. Этот путь Алексеев проделал пешком, с нескрываемым удовольствием от простого физического действия. Метель с ночи улеглась, снег весело скрипел под ногами, обманывал, делал вид, что скрипит вовсе не он, а неразношенные алексеевские ботинки. Это заставляло невольно ускорять шаг, добиваясь оркестровки скрипения в ритме марша, и в контору Алексеев прибыл раньше условленного срока. Повесив пальто на вешалку, а сверху приспособив шляпу, он сидел в кресле у окна приёмной, задумчиво пощипывал усы, улыбался, вспоминая забавный казус с котом, и вполуха слушал, как бубнят из кабинета:
– ...потомственным почетным гражданином Николаем Петровичем Вишневским, живущим по Конторской улице в доме Стыпина, лично мне известным...
Как он уже понял из невольно подслушанного, заключался – или заверялся, Бог его знает! –договор найма. Правление Товарищества Волжской мануфактуры бумажных и льняных изделий нанимало потомственного почетного гражданина Вишневского в качестве приказчика первого класса для продажи товаров – где укажут доверители, как за наличные деньги, так и в кредит. Продажу в кредит Вишневский обязывался производить «осторожно и осмотрительно». Жалованья новому приказчику положили три тысячи пятьсот рублей в год, деньги выдавались только за прослуженное время, без авансов. Алексеев вспомнил разъездного агента Суходольского, человека приятного во всех отношениях, с которым имел счастье знакомства в «Астраханской». Похоже, Суходольский был с претензией – такой же приказчик, как и Вишневский, он называл себя торговым агентом. Надо будет спросить у Юры насчёт этого агента. Или не надо, какая разница? Тоже, небось, три пятьсот в год, без авансов. Правильно Алексеев послал агента к Монне: на такое жалованье не разгуляешься...