Шрифт:
Алексеев подвинул ближе пуфик, притулившийся между манекенами. Сел с превеликой осторожностью – всё-таки в костюмерной было очень тесно.
– Я выстроил мизансцену.
– Мизансцену?
– Я двигал предметы в кабинете Заикиной. Так выставляют декорации под заранее расписанный эпизод. Декорацию, бутафорию... Я изменил освещение. Лёг на кушетку. Если я правильно всё сделал, то в мизансцене присутствовало всё необходимое, кроме главного действующего лица.
– Заикиной?
– Да. Это, конечно, если смотреть с кушетки.
– И Заикина появилась?
– В кресле у стола. Там, где я и планировал. Дальше... Полагаю, дальше я спал и видел сон. Я редко запоминаю сны, но этот я запомнил до последних мелочей. Я видел Дарью Романову, купеческую дочь. Видел Заикину. Видел вас...
– В финальной сцене?
– Да.
– Мебель, – странным тоном произнесла Радченко. Камзол дона Карлоса сполз с её коленей на пол, но костюмерша этого не заметила. – Если часто пользоваться мебелью, у неё открываются дверцы.
– Что?
– Ничего. Вот поэтому я предпочитаю обходиться без мебели, одной бутафорией. Да, вы правы: мы сцепились с Заикиной за несчастную Кадмину. Заикина погружала бедняжку в холодный мир, я вытаскивала в тёплый. Елизавета Петровна делала это по заказу, без злобы. Ей хотелось заполучить квартиру. Я – по любви, без заказа. Мне хотелось спасти Кадмину. Если два нюансера тянут кого-то в разные стороны, это не заканчивается добром. Лошади разрывают жертву, понимаете? В те годы я ещё не знала этого правила. А даже если бы и знала...
Тёплый мир, отметил Алексеев. Холодный.
– Мебель, – напомнил он. – Вы сказали: «Если часто пользоваться мебелью, у неё открываются дверцы.» Анна Ивановна тоже говорила мне, что они с матерью служили мебелью для Заикиной. Служили мебелью, а теперь гадают. У них открылись дверцы?
– Да.
– А я? Я тоже мебель?
– Сейчас – да.
– Для какого же замысла понадобился такой неуклюжий элемент декораций, как ваш покорный слуга?
– Вам известно, что правнука Заикиной застрелили при ограблении банка?
– Известно.
– Как вы думаете, такая женщина, как Заикина, склонна прощать врагов своих? Подставлять левую щёку взамен правой?!
– Она мертва!
Радченко наклонилась вперёд:
– Но ещё недавно она была жива.
ПРОЛОГ
(продолжение)
– Значит, так, любезные мои...
Заикина любовалась чашечкой истово, не отводя взгляда. Словно знала, что больше не увидит ни чашечку, ни сервиз, ни света белого. Лицо гадалки сделалось серьёзным: дальше некуда. С таким лицом Клеопатру играть – вот корзинка, в корзинке аспид, и срок пришёл класть змею на молодую грудь.
– Слушайте мою последнюю волю. Слушайте, запоминайте, исполняйте. Не исполните – из могилы вернусь. Зубами загрызу, кровь выпью. Вы меня знаете...
Приживалки знали. Слушали, запоминали.
– Ой, матушка, – захлебнулась старшая. – А с нами-то что будет?
– Исполните – всё будет хорошо. Не обижу вас, пустомель.
– Ну да, ну да, – бормотала старшая. – Всё хорошо, лучше лучшего.
Было слышно: не верит. Боится. А больше того боится возразить, пойти поперек.
– Каким макаром Оська богу душу отдаст, того я не знаю. Знаю лишь, что не своей смертью парень умрёт. Убьют его, верней всего, застрелят. Убийцу я тоже не знаю. Вижу смутно, не разглядеть. Ничего, мне хватит. С того света дотянусь, возьму за кадык...
Приживалки тряслись. Языки заледенели.
– В мести моей подмога – Ашот, Лёвка да Любка Радченко. Меня не будет, они возьмутся.
– Врагиня, – напомнила Неонила Прокофьевна. – Любка-то Радченко – врагиня ваша. Возьмётся ли?
Заикина нехорошо засмеялась:
– Врагиня – то ладно, то между нами. А в последней просьбе Любка не откажет. Таких, как мы, мало, мы друг дружке последняя опора. На могилу мою плюнет, а дело сделает. Мне ли в Любке сомневаться, если она за Евлалию со мной в спор вступила?! Короче, Ашот, Лёвка да Любка. Ну, и с вас, куриц, спрос будет...
– Да каков же с нас-то спрос, матушка? С нас он невелик...
– Квартиру эту завещаю я одному человеку. Позже на бумажке всё вам напишу, а то забудете, дуры куропятые! Он приедет, тут поселится. Запоминайте, это важно: должен он тут поселиться и какое-то время пожить. Надо, чтобы здесь ему было хорошо, тепло, уютно. Уразумели?
– Квартиру? А мы ж куда?
– Сказала: не обижу. Моё слово – золото. Поселится в квартире этот человек, будет работать мебелью. Без него месть не сладится, нет. А вы его ублажайте, ходите за ним, как за мной. Нет, лучше! Пылинки с него сдувайте, ясно?! Исполните моё веление, и у вас все наладится. Заживёте мирком да ладком...