Этому умению джедаи и ситхи учатся долгие годы. Ирис направила руку, копируя действия Вайенса, и представила, что поток Силы льется по этой руке, и попробовала поднять стул.

Результат не заставил себя долго ждать: неведомое нечто — неукротимое, дикое, неконтролируемое — рвануло из её растопыренных пальцев и схватило предмет, пожирая, стискивая, уничтожая. Несколько секунд стоял душераздирающий треск, сопровождающийся целыми столбами искр, и стул под прессом схватившей его Силы превратился в комочек искорёженного, смятого материала.

Ирис отдёрнула руку, и бесформенный комок с грохотом упал на пол.

Бушующая в ней Сила была поистине чудовищна. Намного больше того потока, что пронизывал Дарта Вейдера, и уж тем более мощнее Сил, отведенных Вселенной Палпатину.

Палпатин…

Горящими ситхскими глазами Ирис уставилась в серое небо, затянутое кружащейся снежной пеленой.

Теперь она знала, как они, ситхи, чувствуют друг друга.

Где-то далеко, невидимая глазу, сияла звезда, нестерпимо-горячая, жестокая, порочная. Она наблюдала за Ирис, она тянула лучи, чтобы прикоснуться и узнать её, и Ирис с остервенением ударила по тянущимся к ней щупальцам, развернув весь свой поток, положенный ей Вселенной, в сторону того, кто посмел прикоснуться к ней.

Там был Палпатин: чувствовал Силу, наблюдал за ней, хотел знать, кто это в бесконечной Галактике претендует на первенство.

И от нанесенного резкого удара он отпрянул, пережидая боль и ущерб, и в небе, принявшем на себя первый удар Силы, на мгновение разошлись тучи, и лучи солнца пронизали кружащуюся над землей метель.

— Убери свои присоски, старый пень, — сквозь зубы протянула Ирис, всматриваясь в черноту Космоса ненавидящими глазами. — Не смей трогать меня, слышишь, ты?!

Палпатин услышал — его звезда сжалась, потускнела. Он отступил и спрятался, готовый к обороне. Ирис оглянулась: в другой стороне, в целом скоплении таких же звезд сияла холодная, огромная звезда Вейдера. Она пульсировала, словно живая, но не пыталась приблизиться к Ирис. Может, от него не укрылось её противостояние с Палпатином, и он просто наблюдал за схваткой, а может, у него были дела поважнее… но и себя он тронуть не позволил. Потянувшись к звезде, Ирис ощутила ломающую, ноющую боль, словно лучи её всепроникающей Силы становились живыми тонкими иглами и обламывались, натыкаясь на препятствие. И Ирис отстранилась, не посмела спорить, хотя Сила нашептывала ей, что она вполне способна проколоть этими иглами толстую корку защиты Вейдера и под нею нащупать его живое сердце.

* * *

…Палпатин медленно приходил в себя, переживая боль от нападения… нападения кого?

Этот новый форсъюзер, чья Сила горела нестерпимым яростным жарким светом, набросился на него с яростью и неистовством стаи пираний, и ответное прикосновение было пощечиной, ударом, отозвавшимся нестерпимой болью во всем теле Императора. От чужого прикосновения Силы император вскрикнул и рухнул, как подкошенный, оглушенный этой безжалостной мощной оплеухой.

С минуту он лежал, прижавшись лбом к холодному, натертому до блеска полу, и его красные роскошные одежды напоминали лужу крови.

Восстановиться удалось не сразу, и Палпатин был искренне рад, что в этом огромном полутёмном зале он был один, и вскрик, полный боли, страха и отчаяния, потонул в величественной тишине огромного помещения, никем не услышанный.

Так не мстит и не делает никто.

Столько Силы такой мощи просто так, в небытие, не выкидывает никто. Это все равно, что ответить выстрелом на взгляд.

И столько ненависти и жажды причинить вред в свой мстительный удар вкладывает только тот, кто точно знает, на кого этот удар направлен.

Прислушиваясь к изменениям в Силе, Палпатин ожидал, что неизвестный ослабнет, что его Сила погаснет на миг, но подобного не произошло. Нанесший ему удар смотрел издалека, издеваясь и насмехаясь над поверженным императором, и его мрачное, жестокое торжество, казалось, наполняет зал.

И Дарту Сидиусу стало жутко.

Еще раз притронуться к чужаку Палпатин не осмелился.

Чужак не стал закрываться: вероятно, это был дерзкий вызов ему, императору, а может, чужак просто не умел этого делать. Но, так или иначе, а он был готов повторить свой удар, и Палпатин с содроганием понял, что не осмелится, что боится повторить свою разведку.

— Это плата, — прошептал Сидиус, осмелившись, наконец, поднять голову и отнять пылающий лоб от прохладных мраморных плит. — Плата за возвращение оттуда… в молодое тело и… я становлюсь слаб, — проговорил он и сам ужаснулся произнесённым словам.

Нового форсъюзера Палпатин заметил давно. Его Сила то вспыхивала, то гасла, то горела нестерпимо ярко и долго, то была едва заметна.

Прищурившись, император наблюдал за развитием новой звезды, и в его внимательных глазах закипал гнев.

— Вайенс, — шипел император, стискивая руку на рукояти нового лайтсайбера. — Мелкий паршивец, лгун!

В том, что этот новичок был Вайенсом, Палпатин не сомневался. За эту версию говорило то, что Сила время от времени исчезала, словно никогда её и не было, а потом вдруг появлялась вновь. Ещё один смельчак нашел себе донора и делает вливания? Нет, невозможно. Скорее всего, этот паршивец каким-то образом раздобыл себе материала для трансформации, а может, у него был сообщник в лаборатории императора, поставляющий ему кровь?