Князь тоже говорил на языке викингов и тоже довольно громко, не скрывая эмоций. Так что им снова достались несколько коротких, но очень любопытных взглядов от окружающих.

Заметив это, Эрик небрежно щёлкнул пальцами — и для людей трое Старейшин перестали существовать. Отныне на страже их покоя встали чары Сомниума, они же теперь выступят и гарантом конфиденциальности беседы.

— На мой взгляд, господа, — в отличие от спутников, Рауль изъяснялся без помощи канувших в Лету наречий, да сейчас в них уже и не было необходимости, — вы, прошу простить мою резкость, излишне критичны. Каждый век требует собственного стиля, и эта башня — прекрасная иллюстрация к двадцатому столетию. Не уродливая и не серая, и, конечно же, не заслуживающая пренебрежительного ярлыка «железяка», она служит лишь отображением изменившихся времён. Она просто не такая, другая. И вовсе не лишена при этом привлекательности.

— Конформизм, лорд, — отмахнулся Эрик, тоже перейдя на современную речь. — Вы всего лишь подслащиваете пилюлю — изменить-то всё равно вряд ли что удастся.

Вольф промолчал, но Рауль наверняка видел, что его ученик на сей раз внутренне полностью солидарен с князем.

— Позвольте не согласиться. Я действительно ничего против неё, — правитель Нью-Йорка кивком указал вперёд, где продолжала сиять в ночи дочь инженера Эйфеля, — не имею. Я скорее даже за, хотя нахожу множество иных архитектурных достижений прошлого века гораздо более интересными… Кстати, совершенно не согласен, что здесь ничего нельзя изменить — напротив, при желании, я уверен, это не станет таким уж большим затруднением.

Следующими же словами лорд ответил на грубость последней фразы князя, хотя вряд ли это способен был понять кто-то кроме них двоих:

— И потом, даже если не удалось по каким-то причинам привести внешний мир в соответствие с собственным вкусом, то всегда можно взяться за себя самого, не так ли, герр Эрик? — Рауль специально выделил интонацией последние два слова, и обращение прозвучало вовсе не данью вежливости, а так, как тот и хотел, — намёком.

«Герр Эрик»… Князь поморщился.

Не то чтобы его сильно раздражало, как лорд к нему обращался, — в противном случае пражский владыка не стал бы терпеть этого настолько долго, — но иногда скрытая насмешка Рауля Норрентьяни всё же достигала цели.

Как, например, сейчас. Потому что Эрик фон Вайн и в самом деле когда-то мог без особого труда избавиться от оскорбляющей лик земли башни так же, как и от всего этого премерзкого городишки. И никто не увидел бы в этом его руки.

Он непроизвольно дёрнул щекой в досаде.

Да, в этот раз, один из немногих, насмешка лорда угодила точно в цель. Тонкая насмешка в напоминании о давнем и пошедшем, выражаясь мягко, не совсем как задумывалось эксперименте…

Затмив облик настоящего, князя захлестнули видения прошлого. Пронеслись перед глазами события семидесятилетней давности, как никогда близко подведшие его к смерти — и вынудившие миллионы перешагнуть эту грань. Промелькнувшие в воспоминаниях картины столь яркие, что казались кинохроникой, заставили вновь пережить величайшую из войн предыдущего столетия. И совершённые тогда ошибки — на которые столь удачно намекнул Зимний Лорд.

… Впрочем, разыгравшаяся память не отняла много времени — всего лишь несколько неспешных шагов, даже молчание не успело затянуться.

А в самом деле, мельком подумал пражский владыка, что, когда был такой шанс, мешало отдать приказ разбомбить Париж до основания?.. Конечно, это не повредило бы особо домену де Брея — вампиров убить не так просто, как людей, — но зато здесь, возможно, построили бы наконец что-нибудь приличное. И сегодня не пришлось бы опять лицезреть местные… достопримечательности.

Эрик фон Вайн ненавидел Париж.

«Культурный центр Европы!», «Мировая столица мод!», «Один из красивейших городов на планете!». Князю опостылели эти вопли, посвящённые старой римской клоаке. Последняя портовая шлюха, грязная, больная и пропитая насквозь, вызывала у него больше симпатии. Её, если не останется иного выбора, хотя бы можно съесть; тогда как уродливое каменно-железобетонное убожество целиком и полностью бесполезно.

— Подстраиваться под мир — не кредо нашего рода, лорд, — наконец ответил Эрик, размышляя над тем, что сейчас, вполне вероятно, пришло время исправить давний недосмотр. Если их план удастся — в Париже не будет хозяина, который смог бы защитить город.

— Это как посмотреть, — легко улыбнулся Рауль. — Мы, стоит заметить, пошли на определённые уступки. Не правим открыто, скрываем своё существование, соблюдаем кое-какие законы…

— По собственному выбору, — движением ладони князь отмёл аргумент. — Таково было наше решение, а не чья-то ещё воля.

— И всё же.

— Разница кардинальна. Мы не подстроились — мы построили мир, соответствующий нашим желаниям.

Лорд чуть развёл руками:

— С вами сложно спорить, герр Эрик. Будь я моложе, мне осталось бы лишь согласиться… Но сейчас я вижу картину сложившихся вокруг взаимоотношений, и она, должен сказать, построена отнюдь не только на интересах рода Блуждающих-в-Ночи.