Катехон. Труп в подвале тринадцатого дома

Аннотация

Казалось бы, самое обычное уголовное дело – убийство в подвале жилого дома. Чистой воды «бытовуха». Однако копнув чуть глубже, оперативный сотрудник натыкается на целый шлейф социальных проблем, на явные дыры в российском законодательстве, создающие благоприятные условия для организации преступных групп новой формации... Содержит нецензурную брань.

Все имена и события в этой книге вымышлены. Любое совпадение или аналогия с реальной жизненной ситуацией, абсолютно случайны. Просьба рассматривать данное произведение, как плод воображения автора, как литературный продукт. При этом автор выражает слова особой благодарности Раисе Александровне Стрельба. Катехон (греч. , «удерживающий») – в христианской эсхатологии, нечто, временно существующее в материальном мире и препятствующее установлению власти Антихриста, после которой наступит конец света и Второе пришествие. Основанием для понятия являются слова апостола Павла во Втором послании его к Фессалоникийцам. «Да не обольстит вас никто никак: ибо день тот не придёт, пока не придёт прежде отступление и не откроется человек греха, сын погибели, противящийся и превозносящийся выше всего, называемого Богом или святыней, так что в храме Божьем сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога. Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник, которого Господь Иисус убьет духом уст Своих и истребит явлением пришествия Своего того, которого пришествие, по действию сатаны, будет со всякой силой и знамениями и чудесами ложными, и со всяким неправедным обольщением погибающих за то, что они не приняли любви истины для своего спасения. И за это пошлёт им Бог действие заблуждения, так что они будут верить лжи, да будут осуждены все, не веровавшие истине, но возлюбившие неправду». Глава 1 Лето. Середина июля. С самого утра уже достаточно душно. Таков резко континентальный климат, свойственный нашей Сибири. Короче, жара. Ко всему прочему, ещё и понедельник. В то время, как я просто с жутчайшего похмелья. Нет-нет, вы ничего такого не подумайте, я вовсе не алкаш. Просто так нынче вышло. В субботу отмечал с сослуживцами присвоение очередного звания. Теперь я подполковник полиции, Васильев Николай Михайлович. Звание высокое, правда, толку от него вовсе никакого. Скажу больше, сплошное разочарование. Дело в том, что в нашем отделе нет должности, соответствующей моему новому званию. А впрочем, я несколько погорячился. Должности, конечно же, существуют. Ну, там, начальник отдела; его первый зам… Речь же сейчас идёт о свободных должностях, которых в отделе нет. У нас так принято: в завершении служебной карьеры, дать очередное звание без должности. То есть, ты становишься первым кандидатам на увольнение при любом сокращении штатов или иной реорганизации. Таким незамысловатым и в то же время почётным образом, у нас иногда «сплавляют» чуть подзадержавшихся «старичков». Имею в виду заслуженных ветеранов правоохранительных органов, к которым с недавних пор отношусь и я. Да, собственно, в данной практике имеется своя справедливость. Пожалуй, я действительно несколько пересидел на своей нынешней службе. Ведь, если не считать всё того же начальника отдела (фактически моего ровесника), то из нынешних ребят нет никого даже близкого мне по возрасту, сплошь двадцати пяти – тридцатилетние пацаны. Нечета моему, без малого, «полтиннику». Я им как отец родной. Именно так. Моя молодость пришлась на эпоху лихих девяностых, когда Россию рвали на куски, как из вне, так и изнутри; когда из каждого утюга гремели «Кар-Мен», «Кино» и «Ласковый май». Увы, всё это. Имею в виду всевозможные ОПГ, рейдерские захваты, бандитский передел территорий и собственности, остались в далёком прошлом. Нынче совсем иная «музыка». Мой нынешний выезд на осмотр места преступления был, что называется: определяющим. Что-то вроде «дембельского аккорда», венчавшим мою ментовскую карьеру. По завершению данного дела, уж точно: милости просим на заслуженный отдых. За мной, конечно же, числились и иные дела опер учёта. Очень скоро, вместе с остальной документацией, я передам их своему преемнику. А вот с «дембельским аккордом» – тут, брат, иной расклад. Здесь мне придётся попотеть, выложиться, показать «мастер-класс» и довести дело до своего логического конца. Ну, а чтоб «отец родной» случаем не облажался, чтоб сумел он с блеском завершить своё последнее (извиняюсь, крайнее) дело, а заодно и передать весь свой оперской опыт молодому поколению – мне нынче подогнали не самое сложное поручение, которое уж точно не осядет в архивах, на одной полке с самыми непроходимыми «глухарями». Так, чтоб уйти я мог из отдела с гордо поднятой головой и с чистой совестью. Позавчера отмечали всем отделом моё новое звание, вчера похмелялись лишь избранным кругом. Да так наопохмелялись, что перепили субботу. Потому сегодня и чувствую я себя не совсем в своей тарелке. Это по молодости я мог пить хоть всю неделю, а тут возраст, который даёт о себе знать, едва ли не ежечасно. Пожалуй, действительно, уже пора. Если разобраться, то на место преступления должен выезжать следователь. Однако в системе МВД так уж повелось, что следователь – это сугубо кабинетный работник, который, как правило, в шесть вечера уже дома. И субботу, и воскресенье, как и иное свободное время он проводит с семьёй. А на осмотр места преступления чаще всего выезжает именно опер, то есть, я. Либо кто-то из моих коллег. Тем более, что закон позволяет так делать. Следаки находят массу причин, дабы увильнуть от выезда на осмотр места преступления. Ну, а у нас, имею в виду оперуполномоченных, свободного времени очень мало. Быть может, именно поэтому семейная жизнь оперативного работника почти всегда не складывается так, как хотелось бы. Вот и я, последние лет пять живу один. У нас вообще, самая грязная работа. Ведь вычисляет преступника, находит и задерживает его именно опер. Засада, задержание, «раскол» преступника – все это наша, оперская работа. Подавляющую часть совершённых преступлений раскрывают именно опера. Служба интересная, но весьма рискованная, потому и имеет массу подводных камней. Непосредственный контакт с преступником очень часто оборачивается для оперативника ранением, либо иным причинением вреда здоровью. Нашего брата, достаточно легко обвинить в превышении должностных полномочий. Потому как действовать по закону, подчас, не всегда получается. Точнее, действуя по закону, ни черта не добьёшься. Тесное общение с представителями криминального мира является также источником многочисленных коррупционных соблазнов. И потому «на вшивость» оперуполномоченного проверяются гораздо чаще тех же следователей. За операми неустанно наблюдают представители службы собственной безопасности. Как не печально, но презумпция невиновности (случись чего) – это не для оперов. Мы виновны по умолчанию. Начальству так спокойнее. Ведь попавшего в непонятную ситуацию оперативного сотрудника, очень легко уволить, дабы не отвечать за «некачественное воспитание личного состава». После беготни по грязным подворотням опер обязан ещё и заниматься бесконечными и бессмысленными бумагами, количество которых превышает бумагооборот средней канцелярии, как минимум вдвое. Причём, всё успеть, всё оформить и заполнить – просто нереально. Поэтому у каждого настоящего опера, как правило, имеется хотя бы одно неснятое дисциплинарное взыскание. А впрочем, все эти минусы с лихвой компенсируются интересной и вовсе нескучной работой, кое-какой романтикой, чувством авантюры и приключения. Пожалуй, именно поэтому я и отслужил в оперативном отделе более двадцати лет. Точнее, не отслужил, а прожил в нём лучшие годы своей жизни. На место убийства я прибыл со своим помощником Димкой Кулешовым, которому в самое ближайшее время я и должен буду передать все свои дела, полномочия и ключи от сейфа. Димке двадцать семь лет. Имеется у него и кое-какой оперской опыт. Как-никак, а уж третий год в отделе. Серьёзен, рассудителен, дотошен, при этом вовсе ненавязчив. Короче, этот парень мне по душе. Именно поэтому я с лёгкостью покину своей нынешнее служебное место, передам ему все свои связи и оперативные контакты, заранее зная, что будет обеспечена надёжная преемственность. Микрорайон, в который мы нынче прибыли располагался на самом отшибе городской черты. Дальше него лишь чистое поле, какие-то дачные участки и военные полигоны. Весь микрорайон состоит из десяти многоэтажек, относящихся к категории новостроек, без какой-либо необходимой инфраструктуры. В подобные жилые конгломераты обычно расселяют переселенцев из ветхого жилья, каких-то малоимущих, многодетные семьи, предоставляют жильё социального найма. Как правило, вышеозначенный, весьма специфичный контингент (то есть, бывшие жители бараков и всевозможных трущоб), переносит на новое место жительства свой прежний жизненный уклад. Потому, очень скоро подобные микрорайоны превращаются в наркоманские и алкогольные гетто. И ничего ты уж тут не поделаешь – такова статистика и информация суточных оперативных сводок. Об этом же говорит и мой личный служебный опыт. Дом под номером тринадцать, во дворе которого остановилась наша машина, выглядел сравнительно новым. От силы лет пять, со дня сдачи его в эксплуатацию. Современная двухподъездная девятиэтажка. Дворик чистый, ухоженный. Правда, бросалась в глаза и некоторая запущенность. Как будто трава, что ли, не кошена. Точнее бурьян, поднявшийся едва ли, не по пояс, и ещё пара-тройка бросающихся в глаза недостатков, несколько портящих целостность благопристойной картины. Я сразу обратил своё внимание на наличие видеокамер по всему периметру дома. Данное обстоятельство практически всегда значительно упрощало раскрытие преступления. У одного из спусков в подвальное помещение толпились люди. Любопытных человек двадцать. Обычные жильцы, кто-то в домашних халатах и домашних же тапочках, что-то обсуждают, чего-то ожидают, наверняка ищут темы для дальнейших пересудов и обсуждений. – Здравия желаю!.. – руку мне протянул кто-то из офицеров дежурного наряда. –…Товарищ майор, прошу проследовать со мной. – Не майор, а подполковник, – мне пришлось огрызнуться с некоторым для себя удовольствием. Проходим сквозь расступившуюся людскую толпу, спускаемся в подвал и тотчас погружаемся в полумрак подсобных нежилых помещений. Потолок подвала достаточно высок, потому и пройти по нему можно в полный рост. Это вам не советские пятиэтажки, где проползти удаётся, если не в полуприсяде, то, уж точно, изогнувшись в три погибели. Хоть и было данное техническое подполье сухим, тем не менее, здесь стоял устойчивый запах сырости. А ещё здесь было прохладно. «Да-да, именно это и было мне нынче необходимо. Прохлада и лёгкий освежающий ветерок, просачивающиеся через настежь открытые подвальные окна и двери, дабы моё, истерзанное абстинентным синдромом тело, погрузилось, хоть в какой-то относительный комфорт. Ещё метров двадцать по подвальному полумраку, мимо людей в полицейской форме, в официальных костюмах и обычных спецовках. И вот мы уже стоим перед телом мужчины, лежащим на грязном земляном полу в несколько неестественной позе. Одежда на трупе выглядит чрезвычайно растрепанной, если не сказать рванной, будто бы за ним гналась стая бродячих собак. На груди багровое пятно от запёкшейся крови. Мужчине около сорока – сорока пяти. – Почему так темно? – поинтересовался я, оглядывая потолок подвала. – Все лампочки перебиты, – ответил мне кто-то. – Ну, и что мы имеем? – Смерть наступила примерно между двумя часами ночи и четырьмя часами утра… – к своему обычному комментарию, приступил криминалист Никита Толстов. – …Проникающее ножевое ранение в область сердца. Орудия убийства… То есть, ножа, либо иного острого предмета, на месте преступления не обнаружено. Очевидно, преступник предпочёл оставить его при себе. На теле обнаружены многочисленные синяки и травмы. – Была драка? – уточнил я, сразу по ходу повествования. – О какой-либо драке, я бы предпочёл промолчать. На теле имеются многочисленные кровоподтёки, свидетельствующие о том, что его силой куда-то волокли, возможно, в этот самый подвал. Однако это мелочи. На костяшках рук погибшего многочисленные ссадины с примесью кирпичной пыли. Примерно тоже самое на коленях и голове…– чуть усмехнувшись, продолжил Никита. – …Скорее, он молотил, чем не попадя, по подвальным стенам и бился о них же головой. Смертельный удар был нанесён достаточно профессионально, точно в сердце. Скорее всего, нож вошёл в тело по самую рукоятку. А впрочем, погибший и сам мог на него налететь. Перед своей смертью он прибывал в приличном подпитии. Труп обнаружили около восьми часов утра. Слесарь управляющей компании, спустившийся в подвал, в буквальном смысле наткнулся на мёртвое тело. – Личность погибшего установили? – поинтересовался я, улучив короткую паузу. – Убитым является Ярош Сергей Николаевич, одна тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения… – ответил офицер дежурного наряда. – …Проживал в этом самом доме, в тридцать первой квартире с женой и дочерью. Работает… То есть, работал на железной дороге. Профессия не связана с какой-либо высокой квалификацией. Ни то сцепщик вагонов, ни то, какой-то заливщик чего-то. – Камеры видеонаблюдения просматривали? – поинтересовался я, припомнив фасад здания, обустроенный камерами. – Видеонаблюдение на доме отсутствует… – продолжал отвечать всё тот же офицер. – …Дело в том, что пару месяцев назад на доме сменилась управляющая компания. Возник спор между установщиками видеонаблюдение, компанией обслуживающей данное оборудование и новым советом дома. В общем, что-то они там не поделили. Потому, до разрешения споров, от видеонаблюдения предпочли отказаться. – Хочешь, не хочешь, а невольно вспомнишь Профессора Преображенского из «Собачьего сердца»… – усмехнулся я, оглядывая труп. – …Помните, что он говорил о разрухе? Дескать, это вовсе не старуха с клюкой, ни ведьма, которая выбила все стекла и потушила все лампы. Мол, если сам профессор вместо того, чтобы оперировать, начнёт каждый вечер митинговать и петь хором, у него и настанет разруха. Если посещая уборную, кто-то начнёт мочиться мимо унитаза, в уборной так же начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах. Глядя на этого убиенного, невольно задумаешься о том, что и здесь, кажется, началась своя разруха. – Похоже, так оно и есть, – в подтверждение моих слов, усмехнулся Дима. – Кто именно первым обнаружил труп? – по завершению визуального осмотра, я обернулся к присутствующим в подвале лицам. – Слесарь Карпов, Сергей Анатольевич, – ответил мне местный участковый, Воровский Максим Витальевич. Невзирая на профессиональный этикет, я бы охарактеризовал данного участкового, как весьма скользкого и в определённой степени достаточно пакостного мужичка. За те лет десять, что я знал Воровского, многие коллеги по нашей нелёгкой службе от него пострадало. У таких полицейских, как Воровский на первом месте всегда будет отписка, ссылка на какой-то документ, подстава кого-то из оперсостава и, в конце концов, полный отказ в возбуждении. Вот уж точно, с кем должна работать служба собственной безопасности по факту коррупции. Да, и с людьми он не шибко-то и ладит. Короче, в разведку с Воровским я бы уж точно не пошёл. Из-за спин полицейских навстречу мне вдруг протиснулся худощавый мужчина лет пятидесяти пяти, в грязной спецовке с логотипом УК «Ваш-наш дом». – Ну, я обнаружил… – взгляд Карпова был мутно-перепуган. При этом в нос мне ударил довольно-таки стойкий запах свежего перегара. Меня и без того прилично подташнивало, а от столь резкого «выхлопа», едва не вывернуло. Кое-как удалось сдержаться, отчасти меня спасло прохладное дуновение лёгкого сквознячка. – Пил? – я в упор уставился на слесаря. – Так ведь не каждый день в подвалах обнаруживаются трупы. Страх-то, какой. Потому и принял на грудь от нервов. – Да ты, по ходу, нервы свои начал лечить ещё со вчера. То есть, задолго до обнаружения трупа. – Не-не!.. Только вот-вот. – Чёрт с тобой. Давай, рассказывай: как, когда и при каких обстоятельствах ты обнаружил убитого, – чуть отвернувшись в сторону, я поторопил слесаря. Мне не терпелось поскорее завершить только-только начавшийся диалог. Тем более что вряд ли я извлёк бы из него хоть какую-то дополнительную, полезную информацию. – Да, чего тут рассказывать… – чуть помявшись, будто бы что-то припоминая, тихо заговорил слесарь. – …Совершая утренний обход, около восьми часов утра, я вошёл в подвал. А он, красавчик, прямо перед дверью, по самому центру… – Не понял… – мне пришлось оборвать слесаря на полуслове. – …Как это «перед дверью»? Я прошёл по подвалу метров тридцать, чтобы дойти до трупа. – Так тут три входа в подвал… – разулыбался Карпов. – …Вы, гражданин начальник, вошли через третью дверь, а я через вторую. Она прямо за вашей спиной. Я оглянулся и, действительно, мой взгляд тотчас же упёрся в массивную металлическую дверь. – Мы заперли этот вход от всякого рода зевак и посторонних, – поспешил с пояснениями участковый Воровский. – Ничего подозрительного не заметил? – я вновь обратился к слесарю. – Поначалу подумал, будто бы он пьян. Наклонился, потряс его за плечо: дескать, вставай, уже утро… Ну, а когда понял, что парень совсем холодный, до смерти перепугался. Тут уж не до подозрительных моментов мне было. Выскочил из подвала и сразу позвонил Максиму Витальевичу, нашему участковому… – взгляд слесаря нашёл в толпе Воровского. – Я немедленно вызвал дежурный наряд. Ну, и сам поспешил сюда, – показания Карпова подтвердил участковый. – Как он вообще, сюда попал?.. – свой следующий вопрос я задал в более жёсткой форме. – …По-моему, технические подполья и технические этажи являются служебными помещениями, и вход посторонним сюда строго запрещён. Слесарь опустил взгляд куда-то в по и молча пожал плечами. Я огляделся, окинув подвал беглым взглядом. В поле моего зрения тотчас попали несколько сеток с картошкой, какие-то коробки, пара комплектов зимней резины и прочая бытовая утварь, вовсе не имевшая отношения к коммунальным службам. – Так. Попробуем поставить вопрос в несколько иной плоскости… – я вновь обратился к Карпову. – …У кого имеются ключи от данного подвала? – У меня, как у слесаря, обслуживающего этот дом. У электрика… – уставившись в потолок, будто на нём имелся некий список, слесарь принялся излагать известные ему сведения. – …Один комплект ключей имеется в аварийной службе. Наверно, есть ключи у старшей по дому. – И кто здесь «старшая»? – Да, хрен её знает. Мы этот дом совсем недавно приняли. Сменилась «управляшка». Потому, ни с кем ещё не успел толком познакомиться. Знаю, что зовут её Татьяной. Ей около сорока пяти. – Выходит, кто-то из вас… – я вновь пристально глянул в глаза Карпова. – …Имею в виду тебя, электрика и ту самую Татьяну. Кто-то из вас троих и убил мужика. – Нет!.. – едва ли не выкрикнул слесарь, отшатнувшись от меня, как от огня. – …Я тут вовсе не при делах. У меня вчера выходной был. Ездил с семьёй в деревню, юбилей свояка отмечать. В город вернулись около шести утра. Я никак не мог… – Отчего ж не мог?.. – мне вдруг захотелось поиздеваться над этим незадачливым слесарем. – …В город ты вернулся в шесть. Часиков в семь прибыл на дом, застал в подвале постороннего. Подрались. Тут-то и ткнул ты его ножичком или отвёрткой. После чего, выбросил орудие убийства, уничтожил улики, немного отдышался и вызвал участкового. По-моему, всё сходится. – Гражданин начальник!.. – взмолился слесарь. – …Хоть чем могу поклясться, я тут совершенно не причём… – при этом лицо Карпова стало абсолютно бледным. Кажется, он всерьёз перепугался за своё ближайшее будущее. Глава 2 Общаться с близкими родственниками погибшего всегда не просто. И, тем не менее, я был обязан задать жене убитого пару-тройку ключевых вопросов. В квартиру вдовы вошёл один. Лицо хозяйки квартиры было осунувшимся, заплаканным, без намёка на какую-либо косметику. – У меня осталась дочь… – равнодушно приняв мои соболезнования, Лариса нехотя и отчасти совсем уж отчуждённо принялась давать кое-какой комментарий по поводу случившегося. – …Вчера мы немного посидели на пустыре за домом. Разожгли мангал, выпили. А впрочем, я была в той компании совсем недолго. Съела пару только-только приготовленных шашлыков и ушла домой. Тогда как вечеринка продолжилась уже без моего участия. – По какому поводу выпивали? – я тотчас ухватился за вновь открывшиеся обстоятельства. – Узким кругом соседей. Решили скромно отпраздновать переход нашего дома в иную управляющую компанию. Точнее, дом перешёл в другую «управляшку» уж более месяца назад. Потому и праздновать нужно было раньше. Однако мы никак не могли собраться: то один в отъезде, то другой занят. Потому и отметили с некоторым опозданием. – Кто именно был вчера в вашем «узком кругу»? – Все активисты, которые изначально боролись за перевод дома под иное управление. Человек семь-девять. Честно сказать, я не всех знала по именам. Пожалуй, лишь Оксану и Татьяну, новую старшую по дому. Она живёт на одной с нами лестничной площадке. В основном с ними общался и Сергей… И тут Лариса замолчала. На её глазах навернулись крупные слёзы. – Какие-то предположения есть? Имею в виду, кто мог убить вашего мужа. Быть может, у Сергея имелись какие-то враги? – Нет-нет, что вы. Только друзья. Ну, разве, бывшая старшая по дому. Они сильно ругались, часто конфликтовали. Эта женщина всегда шла на поводу у старой управляющей компании, подписывая им все необходимые документы, касаемые финансовых расходов на наш дом. Именно она, пожалуй, и была для Сергея настоящим врагом. Вот только она, уж совсем старая. Вряд ли есть смысл в чём-то её подозревать. Да, и честно сказать, своим врагом её сделали именно мы. – Кем и где работал ваш супруг? – На железной дороге. Ремонтником в вагонном депо. Невзирая на то, что мы с Сергеем коренные омичи, около десяти лет мы прожили под Самарой. Раньше у нас там был свой бизнес. Потом закрыли предприятие и предпочли перебраться обратно в Омск. Мои родители помогли с квартирой. – Что за бизнес? Чем занимались? – Небольшая мебельная фабрика. Стулья, табуретки, прихожие. – Почему вернулись в Омск? Прогорели? – Нет-нет, не в этом дело. А впрочем, примерно с две тысячи девятого года дела наши пошли на убыль. Потому и свернулись, чтоб не уйти в глубокий финансовый минус. – Когда именно вернулись в Омск? – Пять лет назад. – Лариса, а вот то, что ваш муж не пришёл нынешней ночью домой… Не ночевать дома, было для Сергея обычным делом? Вы только ничего не подумайте, я просто пытаюсь понять, почему вы сразу не забили тревогу, не начали его поиски? – Да, всякое бывало. Но тут-то, вроде бы в своём дворе, чего волноваться. Обычно я рано ложусь спать. К тому же, примерно в полночь, я слышала, как песни во дворе пели. До моих ушей долетел и голос Сергея. Ночью ещё пару раз просыпалась. Видела, что его дома нет… Однако посчитала, что у кого-то из друзей-соседей заночевал. А уже утром меня разбудила Татьяна. Ну, та… Я вам о ней уже рассказывала. Старшая по дому. Она-то и сообщила мне, что тело… Очевидно вновь вспомнив о смерти мужа и, возможно, впервые осознав невосполнимую потерю, Лариса расплакалась, уткнувшись в носовой платок. – И последний вопрос… – уж переступив порог квартиры, я остановился. – …В какой квартире живёт Татьяна? – В тридцать шестой. Вместе с Кулешовым мы прямиком отправились в квартиру под номером тридцать шесть. Нас встретила весьма грустная и несколько помятая женщина. Она была в том самом возрасте, когда природа, невзирая на сопротивления самих женщин, всё же брала своё, когда привлекательная девушка окончательно и бесповоротно превращается в русскую бабу. Казалось бы, ещё год назад её можно было принять за старшую сестру дочери, а уже сегодня она больше походила на сварливую бабку, любительницу посплетничать и помыть соседские кости. И если для мужчины, сорок пять – это возраст рассвета его сил, то для большинства представительниц противоположного пола, это тот самый рубеж, когда женская неотразимость и привлекательность, увы, входит в свою завершающую фазу. Они, конечно же, всё ещё прихорашиваются, всё ещё остаются обаятельны, но та незримая черта, после которой возврата нет, уже пройдена. – Ваше имя? – предъявив своё служебное удостоверение, я обратился к даме, открывшей нам дверь. – Тимошенко Татьяна Владимировна…– ответила она, жестом приглашая нас войти. При этом я подметил одну, весьма существенную особенность: женщина избегала прямых взглядов. Тех самых, что: глаза в глаза. – Как я посмотрю: у вас большая квартира? – осматриваясь, я обвёл взглядом новое для меня помещение. – Да. Три комнаты. – Не меньше ста метров, общей площади, не так ли? – Чуть меньше. – И с кем же вы, если не секрет проживаете? – я подметил достаточно дорогостоящий ремонт и вообще богатый интерьер квартиры. – С дочерью. Мой муж умер, когда ей было около пяти лет. Живём на пенсию по утере кормильца и на мои подработки. Я занимаюсь репетиторством. – И как? Успешно? – поинтересовался я в шутку. – На жизнь хватает. – У погибшего Яроша, квартира по площади примерно такая же? – Именно так. Правда, дизайн помещений выполнен по-разному. Я нанимала бригаду, Сергей делал ремонт сам. – То есть, Яроша вы знаете хорошо, коль знакомы, даже с тонкостями проведения ремонта в его квартире? – Конечно. Серёга хороший парень, отзывчивый, справедливый. Ведь это он завёл своим энтузиазмом нашу инициативную группу, а потом и весь дом. Потому и удалось нам увести дом из той хреновой управляющей компании, к которой мы ранее относились. Почти два года продолжалась та революцию. Сергей всегда был нашим лидером. Тогда как нам отводилась более скромная роль его помощников. – В таком случае, почему старшим по дому стали именно вы, а не он? – Я более свободна. Он практически всегда на работе. Ну, и самое главное… Собственником тридцать первой квартиры являлся вовсе не Сергей, а его супруга, Лариска. Ну, а согласно жилищному кодексу, старший по дому избирается только из числа собственников помещений. – Итак. Давайте-ка мы вновь вернёмся к событиям вчерашнего вечера. Вы, кажется, провели вечер вместе… – Да, немного отдохнули, расслабились. Ничто не обещало столь трагического развития событий. – Постарайтесь припомнить всех, кто был с вами вчера. – Да, чего ж тут припоминать. Оксана Данилейко с мужем из восемнадцатой. Эдик Забелин с женой Татьяной из двенадцатой квартиры. Лёшка Полепин из семьдесят восьмой. Антоновы Наталья с Дмитрием из сорок шестой. Савченко Раиса Ивановна из десятой квартиры. Я и Сергей Ярош с супругой из тридцать первой. Вот, собственно, и все. – Чья была идея организовать подобную пирушку? Кто покупал продукты, спиртное? – поинтересовался я из чистого любопытства. Потому как не было у меня на тот момент ни одной маломальской версии. Подозревать сразу всех, означало лишь то, что не было у меня ни единого подозреваемого. Потому и цеплялся я сейчас за каждую мелочь, за любой подвернувшийся факт. – Главными затейниками в нашей компании всегда были Эдик и Сергей. Они уж давно зазывали нас на подобный сабантуй по поводу победы. Однако собрались мы лишь вчера. Вечер был тёплым, безветренным. А впрочем, отчасти во вчерашнем мероприятии присутствовала некая стихийность. Оксана предложила, кто-то поддержал, кто-то обзвонил… Эдуард съездил за мясом. У него что-то вроде небольшого колбасного цеха. Сергей с Алексеем сбегали в близлежащий магазин за спиртным… – Вы были до самого конца гулянки? – Нет… – чуть задумавшись, Татьяна добавила. – …Лариса покинула вечеринку первой. Было это около половины десятого. Она ушла вместе с Раисой Ивановной. Чуть позже домой отправились Антоновы. Вначале двенадцатого, праздник покинули Оксана и Сашка Данилейко из восемнадцатой. Ну, и вслед за ними пошла уже я. – То есть, после вашего ухода, у мангала остались лишь четверо. Имею в виду убитого Яроша, Алексея Полепина, а так же Забелиных, Эдуарда с Татьяной? – Именно так, – утвердительно кивнула Тимошенко. – Ничего странного вы вчера не заметили? Быть может, кто-то поссорился, поругался, пусть и случайно, но бросил в адрес кого-то из присутствующих, неприятное, неуважительное слово? Всё ж люди были выпившими, всякое могло произойти. Кстати, вы лично много вчера выпили? – Выпили хорошо… – чуть ухмыльнулась Татьяна. – …По крайней мере, недостатка в спиртном, точно не было. При этом все вели себя достаточно пристойно. Ну, разве что, ближе к ночи, Сергея несколько развезло. Он начал говорить какие-то глупости… А впрочем, нет-нет… Всё было в рамках приличия. Да, и как иначе? Ведь на протяжении последних двух лет мы, по сути, были единомышленниками. По крайней мере, я ничего такого не заметила. – Татьяна Владимировна, у вас есть ключ от подвала? – я задал вопрос, к которому Тимошенко, кажется, была совершенно не готова. Лицо её побледнело. Если ранее глаза её просто блуждали по комнате, опасаясь встретиться с моим взглядом, то теперь она и вовсе отвела их в сторону. Причём, как мне тогда показалось, она ожидала данный вопрос с предельным опасением. – Ранее, они у меня были. Однако они мне вовсе ни к чему… – наконец-то, ответила она чуть уклончиво. – Кто вообще, имеет доступ в подвал? – Ключи в управляющей компании… – вновь сухо и весьма неконкретно ответила Тимошенко. – А ещё кто? – Трудно сказать. Дело в том, что замки от всех служебных помещений, после прошлой управляющей компании, нам пришлось срезать. Заменой замков занимался Серёжа вместе со слесарями. Большую часть ключей он отдал в новую «управляшку». Ведь именно ей обслуживать наш дом. Какие-то ключи он, конечно же, оставил. Ведь мы должны были как-то контролировать работу компании. – Заодно и складировать в подвале картошку и прочий хлам… – съязвил Кулешов. – Да. В том числе и для этого… – в достаточно резкой форме ответила ему Тимошенко. – …Это наш дом. Как хотим, так им и распоряжаемся. В общем, Сергей мог передать ключи кому-то ещё. За данным процессом я вовсе не следила. Тем более, что у нас три входа в подвальные помещения… Покинув тридцать шестую квартиру, мы попытались попасть в каждую из ранее озвученных квартир, дабы побеседовать с каждым, кто имел, хоть какое-то отношение к вчерашней пьянке. При этом в домашних стенах нам удалось застать практически всех фигурантов, за самым малым исключением. Никого не оказалось лишь в семьдесят восьмой квартире, а в двенадцатой нам удалось пообщаться лишь с хозяйкой. Правда, к тому разговору мы вернёмся несколько позже, потому как ранее мы встретились со всеми остальными участниками вчерашнего торжества, имевшего столь печальные последствия. Оксане и Дмитрию Данилейко было около тридцати. Квартира трёхкомнатная, практически такая же, как у Тимошенко и погибшего Яроша. Хозяйка оказалась достаточно общительной девушкой, в то время как её супруг, сославшись на занятость, предпочёл увильнуть от каких-либо расспросов. А впрочем, кроме болтливости, никакими иными качествами (имею в виду интеллект, рассудительность, логика и так далее) Оксана вовсе не обладала. Полная пустышка. Некая формация новых людей, порождённых интернетом и многочисленными социальными сетями. В отличие от худощавой Оксаны из восемнадцатой, практически её ровесница Наталья Антонова, хозяйка сорок шестой квартиры, выглядела неимоверно тучной женщиной. В её двухкомнатной квартире, был полный беспорядок и кавардак. Похоже, дама уж давно перестала следить как за порядком в своём жилище, так и за собой, пустив всё на самотёк. Дабы завершить портрет Натальи, пожалуй, можно отметить ещё и то, что интеллектуальные способности данной персоны, были гораздо ниже вышеозначенной Оксаны. Типичная базарная баба, которую можно встретить на лавочке практически у каждого подъезда. Дескать, всё мы знаем, по любому поводу дадим совет, при этом сами палец о палец не ударим. Раиса Ивановна Савченко, собственница десятой квартиры, несколько отличалась от ранее описанных женских персонажей. Однако здесь, наверное, следует говорить не о каком-либо уровне знаний или способности мышления, а скорее о более богатом жизненном опыте. Ведь Раисе Ивановне было далеко за шестьдесят. Она уже знала, где следует промолчать. То есть, не говорить там, где была в том необходимость. Либо напротив, привести некий наглядный пример из своей жизни. В общем, произвести на собеседника наилучшее впечатление. В каждой из трёх квартир, я задавал практически одни и те же вопросы. Интересовался поводом вчерашнего праздника, кто присутствовал на том мероприятии, о чём говорили, в какое время разошлись, когда и при каких обстоятельствах в последний раз видели Яроша. При этом я получал, как под копирку, идентичные ответы. Чего в тех ответах было больше, единого видения ситуации или общего, едва ли не стадного вектора мышления, мне было вовсе не понятно. Не исключал я и того, что в вышеозначенных ответах присутствовал и некий фактор предварительного сговора. Опрашиваемые в один голос утверждали, будто бы все они большие друзья и единомышленники. Потому, дескать, и не могло быть между ними каких-то разногласий или ссор. Ну, а пьянка, она и есть пьянка. Тут все разговоры как бы ни о чём. Вспоминали, как начинали борьбу с ненавистной управляющей компанией. Много ржали, когда Эдуард с Сергеем травили анекдоты. Дамы припоминали, как участники пикника иногда расходились по группам, о чём-то секретничали, что-то обсуждали. Однако все «тёрки» были абсолютно безобидны, вытекали из общей канвы праздника. Ну, прямо, сама идиллия. Слушая вспоминая о вчерашней гулянке я поймал себя на весьма интересной мысли. Все опрашиваемые говорили преимущественно о какой-то чрезмерной коллективной активности, борьбе и прочем. Складывалось полное ощущение, будто бы я вновь вернулся в свою комсомольскую юность. Ну, типа: «вихри враждебные веют над нами… В бой роковой мы вступили с врагами…» При этом полное отсутствие разговоров о чём-то более приземлённом. Никаких бытовых вопросов, как и ничего личного. В конце концов, вчера погиб их сосед, друг, товарищ, а в их пересудах ни капли сострадания, чувства горя, соболезнования или сопереживания. А впрочем, о самом погибшем все отзывались в исключительно положительных тонах. Признаться, в чём-то я даже позавидовал этому парню. В его-то сорок лет, и такое уважение среди соседей. Однако подспудно я помнил ещё и о том, что о покойниках либо хорошо, либо… Ну, вы меня поняли. Примерно в том же ключе прошла беседа и с Татьяной Забелиной, о которой я упомянул ранее. Правда, в отличие от наших прошлых собеседников, Татьяна, покинувшая место вчерашней пьянки в числе последних, вдруг вспомнила о том, как перед самым её уходом, к ребятам, оставшимся на пустыре, вдруг присоединился ещё один активист из соседнего дома, некто Сергей Цокотухин. По словам Забелиной, этот самый Цокотухин на протяжении последней пары лет, и являлся духовным вдохновителем Сергея Яроша в борьбе с ненавистной управляющей компанией. Кроме того Цокотухин, практически среди всех активистов тринадцатого дома пользовался непререкаемым авторитетом. В общем, согласно повествованию хозяйки двенадцатой квартиры, на зелёном пустыре за их домом, после полуночи осталось лишь четверо. Её муж, Эдуард Забелин; Алексей Полепин; вышеозначенный Сергей Цокотухин и убитый Сергей Ярош. – Когда вернулся ваш муж? – Что-то около двух часов ночи. Когда я проснулась утром, он уж отбыл на работу. Потому и не успела я расспросить Эда о том, когда и чем всё закончилось. Глава 3 – Ну, что, парень?.. Какие будут версии? – обратился я к своему молодому напарнику, когда мы с Дмитрием вышли из душного подъезда на свежий воздух. – Да, какие тут могут быть версии. Обычная бытовуха… – потягиваясь, ответил мне Кулешов. Похоже, он уж успел прилично заскучать. – …Напились, подрались. А там и до поножовщины недалеко. Необходимо колоть ту троицу, что осталась на пустыре последней. – Согласен, – я утвердительно кивнул головой. – Правда, имеется некоторая несостыковочка… – чуть задумавшись, вдруг добавил Кулешов. – Что ты имеешь в виду? – Сбитые костяшки рук погибшего. Как-то странно. Если б меня били и силой тащили в подвал, я бы в первую очередь попытался заехать кому-нибудь в харю, а не лупцевать подвальные стены. – Ты знаешь, у меня в молодости был достаточно забавный случай, несколько схожий с подобной ситуацией. Как-то мы засиделись допоздна в чисто мужской компании. Сложно сказать, что праздновалось, помню лишь то, что была зима, и мы бухали в одной из комнат малосемейного общежития. Все мужики были свои, из нашего отдела. В те времена служил у нас опером Артур (фамилию его уж и не припомню), мастер спорта по боксу. Он был старше меня года на четыре. Выше меня, едва ли, не на голову. И самое главное, гораздо здоровее. И надо ж было такому случиться, чтобы там, в этой самой малосемейки, мы с Артуром повздорили. И не просто поругались, а всерьёз вцепились, готовые доказать свою правоту силой. Выпили мы к тому времени весьма прилично, потому очевидно и был я бесстрашен. Мы вышли на разборки в длиннющий коридор. Помню, как началась драка, как в мою сторону полете огромные кулаки Артура, круша на своём пути абсолютно всё… Именно с этими воспоминаниями я и проснулся среди ночи в абсолютной темноте. Никакой боли я не испытывал, потому и предположил, что очнулся уже в раю. Ведь я помнил, в каком Артур был гневе, он просто обязан был меня прибить. Начал припоминать, что было потом, попутно ощупывая своё лицо, на предмет переломов челюстно-лицевых костей. Вроде бы всё на месте. Утром пришёл в отдел. Артура на рабочем месте ещё не было. Забегая несколько вперёд, могу сказать о том, что Артур так же проснулся среди ночи и помнил он вчерашний поздний вечер, примерно до того же самого момента, что и я. То есть, как мы вышли в коридор малосемейки. При этом, глянув на свои кулаки, он нашёл их сплошь разбитыми в кровь. Тут-то Артур и подумал о том, что он меня наверняка убил. По этой самой причине и опасался Артур появиться в отделе. В действительности дело обстояло примерно так. Мы действительно затеяли драку в коридоре малосемейки. Артур молотил, своими кулачищами наотмашь, пытаясь попасть мне в голову. В то время как я просто отступал назад, его кулаки крушили стены узкого коридора, то справа, то слева. И так мы прошли метров тридцать, пока мой соперник не выдохся… Короче, мне повезло с тем, что Артур был в сильном подпитии. А вот ему не очень. Мой «спарринг» сломал четыре фаланги пальцев, а позже ему ещё и пришлось восстанавливать сильно повреждённую штукатурку в том самом коридоре малосемейки. Вот такая идиотская история произошла со мной, когда я был «вечно молодым, вечно пьяным»… Ну а теперь, самое время вернуться к нашему текущему делу. Сейчас я отправлюсь по основному месту работы Яроша, отработаю кое-какие родственные связи. А ты, Дима, пробей всех фигурантов данного дела по нашим базам. Кроме того, отправь-ка ты ещё и запрос в Самару, где у Яроша имелся свой бизнес. Что-то подсказывает мне, что криминальный след может запросто тянуться именно с тех краёв. – Как прикажете, Николай Михайлович… Возвращаясь домой, я всё продолжал и продолжал мысленно прокручивать в своей голове полученную накануне информацию. «Жаль, конечно, парнишку. Так глупо и нелепо погиб. При этом под моё подозрение вдруг попали те, кто был ему, по сути, ближе всего. Общаясь с ними, на уровне некоего внутреннего автоматизма, я невольно видел в каждом из них потенциального убийцу. А ведь они, вполне нормальные ребята, обычные граждане, рядовые россияне. Ну, разве что, с более активной жизненной позицией. Активисты искренне бились за свой дом, верили в свой успех. И в общем-то, эти смельчаки сумели отстоять свою позицию, а значит и благополучие своего дома. Ведь если разобраться, что могло подвигнуть друзей, объединённых общей идеей, к кровавой разборке, к поножовщине. Ладно бы проиграли… Обида, досада, поиски крайнего. Так нет. Они выиграли. Списать убийство на алкоголь?.. Да, ну на хрен… Это ж сколько нужно выпить? А впрочем, данная версия вполне может иметь место. Под воздействием спиртного, подчас может так снести голову, что режут не только друзей, но и своих ближайших родственников. Так или иначе, но мне вовсе не хочется верить в причастность соседей-товарищей к смерти Яроша. Быть может, именно поэтому я и пытаюсь найти убийцу на стороне. Где-то в Самаре, по иному месту жительства или месту работы. Кстати, о месте работы. Побывал я сегодня в депо, пообщался с коллегами убитого. В общем-то, отзывы были положительны. За пару лет работы, никаких нареканий и взысканий. Правда, пара человек (и то, как-то вскользь) нелестно высказалась о некоторой неадекватности погибшего. Дескать, парень сам себе на уме. Однако данное, личное мнение, общей картины не изменило. Характеризующие данные в подавляющем большинстве положительные». Уже в лифте своего подъезда я вдруг столкнулся с молодым человеком. По возрасту, лет двадцать, не более. Худощавый, угловатый, в застиранной футболке, с растрёпанными и неухоженными волосами. Помнится, моя первая мысль была о том, что этот парень, уж точно, в армии не служил. После школы или училища он, скорее всего, нигде не работал и не учился. Типичный бездельник, сидевший на шее у своих родителей. В общем, никакого доверия данный тип во мне не вызвал. Меж тем, юноша не упустил случая со мной заговорить в весьма фривольной манере. – Мужчина, вы в нашем доме живёте? – Ну, а сам-то как думаешь? – усмехнулся я, покручивая в своих руках связку ключей. – Если это так, то вы должны вступить в нашу закрытую группу в Вайбере. – «В Вайбере» – это что? – мне пришлось включить дурака, дабы узнать чем живёт нынешняя молодёжь. – Вайбер – это приложение для смартфонов. Через него можно совершать видео и голосовые звонки. В общем, у нас там своя группа. Мы общаемся, обсуждаем всякие темы. – Кажется, ты ранее упомянул, будто бы эта группа закрытая. – Закрытая от управляющей компании, которая «рулит» нашим домом. Чтоб не мешали нам свободно общаться, обсуждать смену «управляшки». – А что, собственно, вам не нравиться в нынешней управляющей компании? Лично меня, вроде бы, всё на доме устраивает. – Так ведь они воруют! – В таком случае, пишите заявление в полицию. – Зачем, куда-то писать? Проще провести собрание и выбрать другую… Ту, у которой будут прозрачная финансовая отчётность. – Парень, тебя как зовут? – я в упор глянул ему в глаза. И он этот тяжёлый взгляд, вроде бы, выдержал. – Григорием. Вот возьмите листовку… – парень протянул мне листок формата А4, с мелко отпечатанным шрифтом. – …Почитайте и вам всё станет понятно. – Хорошо, как-нибудь посмотрю… – ответил я и вышел из лифта на необходимом мне этаже. Мой собеседник поехал дальше. Лицо его выражало полное удовлетворение, произведённым на меня эффектом. Признаться, я был весьма далёк от таких понятий, как «коммунальные воины», о которых то и дело вещали средства массовой информации. Ну, а как же? Ведь во всём виноваты ресурсники и коммунальщики. А по мне, так вода, тепло и электричество в квартире есть; двор, подъезд убирают – вот и хорошо. Ну, а что ещё надо? Однако уголовное дело, которым я нынче занимался, так или иначе, заставило меня обратить самое пристальное внимание на данную тему. Ко всему прочему, ещё и этот активист, подвернувшийся в лифте. Сразу после холостяцкого ужина я вышел из душной квартиры на лоджию. Солнце уже зашло за соседние дома, так что сейчас здесь было довольно-таки комфортно. Потому и мог я в спокойной и непринуждённой обстановке ознакомиться с переданной мне в лифте петицией, подготовленной от лица некой инициативной группы дома. Именно так, без каких-либо имён, фамилий и номеров квартир. Быстро пробежав по тексту, я быстро понял её общий смысл. В моих руках оказалась листовка с призывом немедленно отказаться от нынешней управляющей компании. В качестве решающего аргумента приводились следующие факты: дом сыпется, развелись тараканы, в подъездах уж три года не делался ремонт, дырявая кровля, в подвале бардак и полная антисанитария. Единственная панацея от всех этих бед – это переход в иную компанию, которая наверняка сделает наш дом, ну, просто шоколадным. Причём, сделает тот «шоколад» в самом ближайшем времени. С высоты своего этажа я осмотрел двор. Вроде бы чистый, аккуратный, всё покрашено, подметено. «А впрочем, чёрт его знает, что твориться внутри технических помещений. Ведь в своей повседневной жизни я вижу лишь внешнюю сторону, так сказать: только обёртку нашей многоэтажки. Быть может, ребята правы. Они молодые, шустрые, во всё вникают, и, пожалуй, действительно пекутся о судьбе дома. Молодцы ребята. В отличие от своих сверстников, они наверняка не пьют, не колются, не болтаются без дела по всяким там барам и дискотекам, а занимаются общественно полезным делом. Наверное, зря я косо и с некоторым недоверием посмотрел давеча на того молодого человека в лифте. Похоже, он был вовсе не бездельником…» Глава 4 Обычно я прихожу в отдел, едва ли не первым. Данная привычка выработалась у меня ещё в молодости. Когда ты на рабочем месте один, да ещё и на свежую голову, то мысли как-то сами по себе выстраиваются в некую логическую цепочку. При этом достаточно легко ставятся задачи на текущий рабочий день. В общем, когда в отдел подтягиваются коллеги, я уже чётко знаю, чем ныне займусь и что мне сегодня необходимо сделать. Однако в это утро меня опередил мой молодой напарник. Более того, он ждал меня в некоем предвкушении. Похоже, у него имелась очень важная (опять же, по его личному мнению) информация, которой Димке не терпелось поделиться. – Ну, давай-давай, докладывай. Чего нарыл? Вижу, как глаза у тебя горят… – чуть опередил я напарника. – Николай Михайлович, по вашему распоряжению, я получил официальную информацию на фигурантов нашего дела. Ну, на тех, кто бухал вместе с убитым Ярошом. – Да, понял я, понял. Ты б поскорее переходил к конкретике. – Всё, всё. Уже перехожу. Если вы помните, то в позавчерашней попойке, после которой убили Яроша, участвовали жильцы шести квартир. Так вот, собственники четырёх из них значатся в наших картотеках. Более того, они не просто значатся, данные граждане проходили по кое-каким уголовным дел. Итак, начну по порядку. Собственник квартиры семьдесят восемь Полепин, имеет пять судимостей: кража, угон автомобиля, наркотики. Бывший муж Тимошенко… Той самой Татьяны, старшей по дому. Так вот, её бывший муж, Семён Тимошенко (кличка Тимоха) в своё время являлся лидером организованной преступной группировки. Был убит в две тысячи четвёртом году в одной из криминальных разборок. Собственница десятой квартиры, Савченко Раиса Ивановна, была дважды судима за растрату и мошенничество. Первый раз условно, во второй, получила реальный срок, пять лет. Скрывалась от правоохранительных органов, объявлялась в федеральный розыск. Татьяна Забелина из двенадцатой квартиры, трижды меняла фамилию: Иванова, Берг, Истомина, теперь Забелина. Трижды была под следствием за мошенничество. В настоящее время имеет условный срок. Её муж, предприниматель, весь в долгах, на нём числиться около восьми непогашенных кредитов. Общая задолженность перед банками около трёх миллионов. В настоящее время под следствием. Пытается объявить себя банкротом. – Так ведь у них трёхкомнатная квартира… – я, было, попытался что-то возразить. Однако Дима успел меня опередить. – Нет у них в собственности: ни квартир, ни машин, ни колбасного цеха. Всё оформлено на отца Эдуарда Забелина. Потому и не пугает их банкротство, ведь по сути, нечего у них описывать, как и конфисковать. – Если разобраться, то у каждого из нас, в прошлом отыщутся кое-какие грешки… – мне по-прежнему не верилось в то, что эти смелые общественники, хоть как-то причастны к убийству их лидера. – …Ты с Самарой связался? Не успел я полностью сформулировать свой вопрос, как в кабинет наш вошёл Никита Толстов, тот самый криминалист, что осматривал тело убитого Яроша. – Ребята, помните как в старом советском фильме «Мимино», говорил один из его главных героев? Дескать, ты только не обижайся, но я тебе один умный вещь скажу. Вот и я, Николай Михайлович, хочу сказать тебе один умный вещь. Вскрытие трупа с подвала тринадцатого дома и последующие анализы показали, что Яроша, перед тем как был убит острым предметом, вначале был отравлен. Похоже, он ещё мучился в неких предсмертных конвульсиях. – Отравлен? – переспросил я, требуя необходимых пояснений. – Именно так. Отравлен метиловым спиртом. А уж после, его пырнули ножом, или какой пикой. Меж тем, смерть Яроша наступила именно от проникающего ножевого. Метиловый спирт по внешнему виду, запаху и вкусу почти ничем не отличается от этанола. Но для летального исхода его достаточно тридцать-пятьдесят миллилитров. Если помните, недавнюю массовую гибель людей от настойки «Боярышника», содержащего именно метанол. – Не понимаю. Зачем нужно было травить и одновременно резать?.. – на сей раз поинтересовался Дима.– …Ведь он, и без того, уже был обречён. – Помните, как убивали Григория Распутина?.. – усмехнулся в ответ Толстов. – …Вначале, его поили отравленным вином, кормили отравленными пирожными, потом в него стреляли… При этом, смерть Распутина наступила лишь после того, как тело Григория опустили в прорубь. То есть, если быть педантичным, он попросту утонул. Очевидно, убийца не был уверен в дозировке метилового спирта, либо парень оказался чересчур живуч. – Либо убийц было двое… – в некоторой задумчивости, я дополнил предположение криминалиста. – …Причём, действовали те душегубы каждый сам по себе, вовсе не подозревая о планах друг друга. Признаться, новости, посыпавшиеся с самого утра, как из рога изобилия, меня порядком ошарашили. Они сбили мне все карты, потому и ранее выдвинутые предположения, полетели к чертям собачьим. – Дима бери опергруппу и тащи на допрос всех. Имею в виду Забелина, Полепина и того же Цокотухина. То есть, тех, кто последним видел Яроша живым. Устроим им, что-то похожее на очную ставку… – после чего я обернулся уже к Толстову. – …Никита, отправляйся-ка и ты вместе с Кулешовым. В связи с вновь открывшимися обстоятельствами, связанными с гибелью Яроша, по-моему, необходимо повторно произвести осмотр места преступления на предмет поиска предметов с остатками яда. Бутылки, посуда, стаканы… Короче всё, что сможете там отыскать… «Не бывает простых уголовных дел, каждое дело по-своему сложно… – размышлял я, оставшись в своём рабочем кабинете в полном одиночестве. – …По молодости лет, меня отчасти выручало везение, некий счастливый случай, фарт. Как-то легко мне удавалось раскрывать подчас довольно-таки запутанные преступления. Чуть позже, я мог полагаться, ну, разве что на своё упорство и целеустремлённость. Меня подстёгивал некий азарт, захватывал сам процесс. Ну, а теперь моим главным союзником был уже опыт. Ведь когда-то ты уже сталкивался с нечто подобным, о чём-то подобном ты где-то слышал. Ну, а далее выстраиваются некоторая аналогии. На уровне подсознания созревают определённые версии. Одна из которых, в обязательном порядке, и будет ключом к раскрытию преступления. Пока же, мой былой опыт отчасти меня подводит. Едва я успел настроиться на одну волну, как на смену ей пришла ещё одна, абсолютно меняющая все предыдущие расклады. А впрочем, так, наверное, и должно быть. Потому как тяжело найти ответ в задаче, условия которой каждый раз меняются. Что ж, будем надеяться на то, что сегодня всё встанет по своим местам. Учитывая новые факты, допросы будут более продуктивны, и уже к вечеру я буду иметь более и менее ясную картину…» Первым в отдел доставили Цокотухина. Тут же Кулешов сообщил ещё и о том, что в подвале злополучного тринадцатого дома была обнаружена пустая бутылка из-под водки. На пустыре за домом, отыскали ещё пару пузырей, да несколько одноразовых стаканчиков. Прочие остатки пикника, по всей видимости, ещё вчера убрал дворник. Мусорные контейнеры успели очистить и вывести на свалку. – Водочная бутылка из подвала валялась примерно в пятнадцати метрах от обнаруженного трупа… – пояснил Дмитрий. – …Она могла быть и вовсе никоим образом не связанна с нашим преступлением, если б не одно «но»… Именно в этой бутылке, экспертами и были обнаружены останки метила. Того самого вещества, которым и был отравлен Ярош. – По какому праву я был арестован?.. – едва ли не с порога заявил Цокотухин. – …За нарушение моих законных прав, я вас тут всех засужу. – Сергей Николаевич, вы вовсе не арестованы. И даже не задержаны… – мне с трудом удавалось сохранить видимое хладнокровие. – …Вас доставили для допроса. На данный момент в качестве свидетеля по делу об убийстве гражданина Яроша. Между прочим, вашего же друга. – Что значит «на данный момент»?.. – Цокотухин ухмыльнулся в некоем презрении. – …Не уж-то, вы в серьёз собираетесь пришить мне данную «мокруху»? – Слушай, орёл. Ты чё такой борзый? – мне пришлось повысить голос, дабы урезонить нагловатого свидетеля. В принципе, я был готов общаться с ним вполне лояльно. Однако он сам, своим нагловатым поведением, заставил меня перейти на совершенно иную манеру общения. – Я не борзый, я уверенный. Уверенный в своих правах. К тому же, мне прекрасно известны ваши полномочия. – Ты юрист? Имеешь какое-то юридическое образование? – поинтересовался я, едва сдерживая подкатившую усмешку. – О том, что во время допроса, мне положен адвокат, вовсе не обязательно иметь диплом юриста… – Цокотухин продолжил ёрничать. – Дежурный!.. – открыв дверь кабинета, я зычно выкрикнул в коридор. – …Увести подозреваемого… – после чего, я вновь обернулся к доставленному в отдел. – …Сейчас тебя отведут в камеру. Надеюсь, ты знаешь и о том, на какой срок я имею право тебя задержать? – Эй-эй!.. Обождите… Не надо камеры… – всполошился Цокотухин. – …Я готов ответить на все ваши вопросы. Далее, диалог продолжился в более и менее продуктивном русле. При этом опрашиваемый, по-прежнему пытался быть дерзким, вёл себя крайне вызывающе. Чем окончательно оставил во мне самое негативное о нём впечатление. Очевидно, таким паскудным был у него характер. – Да, я присоединился к пирушке достаточно поздно…– вальяжно развалившись на стуле, Цокотухин смотрел на меня с полным пренебрежением. –…Ярош приглашал меня к самому началу алкогольного мероприятия. Однако освободился я лишь ближе к одиннадцати часам вечера. – Чем же, если не секрет, ты был занят в выходной день? – У меня много общественной работы. К примеру, организую инициативные группы в нашем микрорайоне. Кроме того, по месту своей службы я значусь общественным контролёром. Выезжаю то на одну, то на другую станцию. Слежу за трудовой дисциплиной, соблюдением правил техники безопасности и прочим порядком. За те сорок минут, что я добираюсь до места работы, я успеваю в режиме он-лайн написать три-четыре жалобы в жилищную инспекцию, в Прокуратуру, в ту или иную Администрацию. – Зачем тебе это? – Не могу спокойно смотреть на бардак и разгильдяйство. – Какие взаимоотношения у тебя были с погибшим Ярошем? Имею в виду какие-то конфликты. –Да вы что?.. – Цокотухин оборвал меня на полуслове. –…Об этом не может быть и речи. Мы друганы. Пусть и работали в разных подразделениях, а всё ж на одном предприятии. На родимой железной дороге. – Кто был на пустыре, когда ты присоединился к той злополучной пьянке? – Отчего это вы считаете пьянкой, выражение искренних человеческих чувств? У людей радость, они добились того, к чему стремились на протяжении последних двух лет. – Ты прекрасно понял, о чём я тебя спрашиваю, а уж как мы назовём то злоупотребление алкоголем, вопрос вовсе не имеющий отношение к убийству твоего, как ты сам выразился: другана. – Ладно, понял. На пустырь за тринадцатым домом я пришёл, считай, к самому шапочному разбору. Практически все уже разошлись. Те же, кто остался, были в приличном подпитии. Серёга Ярош, Лёшка Полепин и Эдуард Забелин. Да, собственно, я и провёл с парнями не более часа. Поздравил, произнёс пару тостов. Когда ж к компании присоединилась Татьяна Тимошенко, я и вовсе поспешил покинуть пустырь. – Стоп… – последняя фраза Цокотухина заставила меня встрепенуться. – …Татьяна вернулась?.. Я не ослышался?.. Примерно, в котором часу это было? – Около полуночи. – Точнее. – В половине первого ночи… «Цокотухин, конечно же, мог и приврать о том, что Тимошенко вернулась… – размышлял я после окончания беседы с циничным типом. – …Ведь никто иной о возвращении Тимошенко ранее и словом не обмолвился. А впрочем, о том никто не сказал, лишь потому, что об этом я их вовсе не спрашивал. Не уж-то старею? Нет-нет, ни в этом дело. Если вспомнить, то все мои предыдущие расспросы оканчивались тем, что на пустыре остались лишь трое: Ярош, Забелин и Полепин. Причём, ни с одним из этой троицы, я ещё не общался, потому и не мог знать о том, что Татьяна вернулась. Ну, ничего… Прямо сейчас, данный пробел мы, похоже, сумеем ликвидировать». – Николай Михайлович!.. В отдел доставлены Забелин и Полепин, – доложил Кулешов, едва я успел перепоручить Цокотухина одному из свободных оперов, дабы тот сопроводил подозреваемого для «откатки» отпечатков пальцев. Ну, и чтоб в последствие он мог за ним немного присмотрел. – Тащи Забелина… – распорядился я, после чего добавил. – …Дима, ну, а ты пока срочно разыщи Татьяну Тимошенко, собственницу тридцать шестой квартиры. Эдуард Забелин оказался мужичком несколько хамоватым. И если Цокотухин вёл себя на допросе в определённой степени дерзко, потому как начитался в интернете достаточное количество юридических статей и имел хоть какое-то представление о своих правах, то мой нынешний собеседник, подобными знаниями вовсе не обладал. Очевидно, таковым было его воспитание. Во всём тут сквозила конкретная вседозволенность и отсутствие хоть каких-то этических норм. Причина, наверняка, в избалованности, в родительском безразличии, а так же полном отсутствия каких-либо ограничений и адекватного наказания. В детстве это мог быть ремень или угол. Ну, а в более зрелом возрасте, похоже, Эдик уж давненько не получал по своей сытой и откормленной харе. Потому и вёл он себя нарочито надменно, дескать, я пуп земли, а ты, урод, не пойми кто. Потому мне вновь понадобилось какое-то время, дабы урезонить и этого субчика. Когда ж речь зашла о немыслимых, трёхмиллионных долгах, Забелин принялся плакаться о тяжких временах, о повальной российской нищете и прочих проблемах своего малого бизнеса. – Как ты попал в активисты?.. – поинтересовался я с некоторым лукавством. – …Из нашей нынешней беседы у меня сложилось стойкое ощущение, что тебе глубоко наплевать на какую-то там общественную работу. Могу поспорить на ящик коньяка, что ты ни разу в жизни не перевёл через дорогу старушку, не посадил дерево, не сколотил ни единого скворечник. – На хер бы мне, это всё было надо? – Вот и я о том же? С чего это вдруг, ты попал в компанию к людям, с активной жизненной позицией? – Обиделся на управляющую компанию, потому и решил её сменить. Такой ответ вас устроит? – На что именно, обиделся? – Не успел, понимаешь, заехать в новую квартиру, а мне уж давай слать квитанции. Причём, с каждой новой платёжкой всё большая и большая сумма. А потом, ещё и судом принялись пугать… – А ты платить, как я понял, вовсе не любишь… – улучив короткую паузу, я улыбнулся. – Да, причём здесь: любишь, не любишь. Вы дайте человеку сделать нормальный ремонт, купить мебель, обстановку, чтоб он жить начал по-человечески, а уж потом и требуйте квартплату. Или я не прав? Ведь благополучие общества, зависит от благополучия каждого его члена. В принципе, я бы и тут не особо возникал. Пугают, да и пусть себе пугают. Долг копиться, ну, и пусть себе копиться. А вот когда с отцовской карты судебные приставы вдруг сняли приличную сумму… Забыл сказать о том, что наша квартира оформлена на моего отца, на старого человека, ветерана труда. Уж тут я не выдержал. – Не уж-то надеешься, что новая управляющая компания все былые долги с тебя спишет?

Конец ознакомительного фрагмента.