Авербух В. Б., секретарь ЦК компартии Палестины;

Белицкий Д. П., редактор "Ленинградской правды";

Вардин-Мгеладзе И. В., литкритик, один из вождей Российской ассоциации пролетарских писателей (расстреляли и еще несколько литераторов, в том числе талантливого прозаика Михаила Лоскутова);

Гродко А. Н., заместитель наркома юстиции СССР;

Курбанов Джумбай, председатель Совнаркома Кара-Калпакской АССР;

Лоренц И. Л., полпред СССР в Австрии;

Муругов И. В., секретарь Читинского обкома ВКП(б);

Магер М. А., комкор, член Военного совета ЛВО;

Никитин А. Е., заведующий отделом печати ЦК ВКП(б), редактор журнала "Огонек";

Попов М. И., редактор газеты "Труд";

Самуленко А. Г, заместитель председателя правления Госбанка СССР;

Соколов Н. К., председатель правления Госбанка СССР;

Стомоняков Б. С., заместитель наркома иностранных дел СССР;

Хольцман В. С., директор Туберкулезного института Наркомздрава СССР;

Хохуля В. И., директор завода No 70 Наркомата боеприпасов СССР (всего директоров заводов расстреляно было с десяток);

Чапликас Ю. И., бывший министр внутренних дел Литвы;

Шапиро М. И., бригинтендант, начальник санотдела МВО;

Эфрон С. Я., журналист, секретный сотрудник НКВД, муж М. И. Цветаевой.

И еще - бесконечная череда крупных хозяйственников, инженеров и техников, рабочих, служащих и колхозников. Формула обвинения у подавляющего большинства одна и та же - шпионаж или участие в контрреволюционной организации. У некоторых - другая. Кассира московской столовой No 58 Софью Михайловну Михайлову, например, расстреляли за "террористические намерения", отделочницу артели Анфису Васильевну Лукьянову - за "участие в профашистской организации пораженческого характера", а рабочего-шорника Григория Ефимовича Глубокина по обвинению в "клевете на одного из руководителей партии и правительства". Писатель Александр Абрамович Айзенберг расстрелян за "злостную агитацию", кладбищенский сторож-землекоп Салахутдин Алибаев - за "контрреволюционную пропаганду", а известный литературный критик, председатель Всесоюзного объединения "Международная книга" Николай Семенович Ангарский-Клестов оказался одновременно агентом царской охранки и германской разведки, а также участником контрреволюционной вредительской организации...

Тридцать две "железные маски"

К началу войны среди неисчислимо многотысячного населения московских тюрем были и иностранцы. Их было много - начиная от коммунистов-коминтерновцев из самых разных стран мира, потерявших "доверие товарища Сталина", кончая какими-то странными индусами "без постоянного места жительства и без определенных занятий".

В Бутырской тюрьме летом сорок первого оказались и несколько союзников-англичан. Это уже потом, после войны, в лагерях их соотечественников будут называть "британские соузники", намекая на выходившую в Москве газету "Британский союзник", а тогда, в июле сорок первого, сокамерники дивились на них как на восьмое чудо света.

История этих полутора десятков англичан весьма замысловата. В мае сорокового

во Франции Тони Бэйнбридж, Джозеф Уол - во Франции Тони Бэйнбридж, Джозеф Уоллер, Уильям Робертc, Джеймс Эллан, Морис Барнс, Джордж Бриггс и их товарищи попали к немцам в плен и содержались потом в лагерях на территории Польши. С помощью польских антифашистов бежали. Переплыли Буг, чтобы добраться до русских. Советские пограничники открыли по ним огонь. Морис Барнс был убит, остальные арестованы и отправлены за решетку.

Пятеро англичан в результате и оказались в Бутырской тюрьме. Как рассказывал потом Джеймс Эллан, выучивший к тому времени несколько русских слов, "они били меня, бросали на каменный пол и все время повторяли: "Он понимает по-русски"...

Но 9 июля 1941 года все вдруг переменилось; англичан подкормили (правда, насильственно, потому что они ждали какой-то подлянки со стороны чекистов) и... сдали представителям посольства Великобритании. Так счастливо закончилась страшная эпопея сынов туманного Альбиона в СССР образца сорок первого года.

А вот другим иностранцам так не повезло. Им вообще никак не повезло, хотя и были они иностранцами, как теперь сказали бы, "из ближнего зарубежья".

...В списке особо охраняемых заключенных Сухановской спецтюрьмы НКВД (в номенклатуре Тюремного управления НКВД она именовалась "объект 1-Ю") эти три десятка своего рода "железных масок" числились давно - еще с 1939 года. И никто, кроме высшего военно-политического руководства страны и нескольких высших руководителей НКВД, не знал ни их имен, ни званий их, ни должностей. Уж на что внутренняя охрана любопытна - и то ничего толком разнюхать не могла. Видом эти люди были нерусские, говором - и подавно, хотя довольно быстро определилось, что по-русски почти все при желании говорили свободно. На допросы их таскали редко, содержались они по всей строгости, и не в общих камерах, а только - свои со своими (да и то по двое: тюрьма эта была

обустроена в бывшем монастыре Екатерининская пустынь, и кельи монашьи там были - не повернуться и в полный рост с трудом встать). И решили надзиратели, что это

– японские шпионы: уж больно лица их на японские махали. Насчет японских шпионов

– следователи проболтались, шпионаж им по делу шили, но японцами они на самом-то деле не были. А были они монголами. И не простыми аратами или цириками, по-русски говоря - крестьянами или солдатами, но самым что ни на есть высоким монгольским руководством.