– Миграцию куда? – спросила Надя.

Дракон улыбался.

Дальше они пройти не смогли – то есть Марк с драконом могли, а ее не пускало и держало что-то – мягко, но крепко.

Не все сразу, понял Марк.

– Не отпускай меня, – попросила она беспомощно, когда он провожал ее.

– Не все сразу, – сказал Марк и прижался губами к ее шее. – Мне придется тебя еще немного поотпускать…

Этим же вечером позвонила Зоя, сказала, что только что прилетела из Канн и едет к нему. И что фестиваль был прекрасен – ну ты видел, я тебе посылала фотки. Он не видел. Он обо всем забыл за эти несколько дней. И еще она сказала, что купила платье.

– Какое платье? – рассеянно спросил Марк.

– Свадебное, Вегенин, – расслабленным голосом с эротическими нотками сказала Зоя, – цвета слоновой кости. С баварским кружевом.

Марк сидел в доме детей, в своей комнате и сжимал телефон обеими руками. У него зашумело в ушах.

– Папа, иди ужинать, – позвала дочь.

Он сослался на усталость и не пошел. Хотел позвонить Наде и не смог. Удовлетворился ее эсэмэской, что она доехала нормально и скучает. «Я тоже», – написал он в ответ.

Надя все же перезвонила, услышала его глухое «привет» и спросила:

– Что у тебя с голосом?

– Ничего, – сказал Марк.

– Точно? – переспросила она. Не поверила, значит.

И тут он разозлился. Вдруг, внезапно и сильно.

– У меня может быть разное настроение, у меня могут быть дела, послушай, я не должен отчитываться.

– Хорошо, извини, – сказала она и отключилась.

Марк увидел, как она медленно встает со стула на кухне, медленно идет в спальню и ложится там на кровать. И лежит зажмурившись. Просто увидел, и все. Может, и кухня, и спальня были несколько другими, чем те, которые возникли перед его глазами, но в том, что Надя совершила именно эти действия, он был уверен на сто процентов. И самое лучшее было – позвонить ей и сказать, что он ее целует, целует и сто раз обнимает, и хочет, и любит. Но он не смог, он вдруг понял, что его жизненные силы не бесконечны, что их надо бы попридержать и поднакопить для того, чтобы встретить Зою с ее платьем цвета слоновой кости и сказать ей все как есть, потому что говорить по телефону такие вещи не годится. И если он сейчас провалится в свое бездонное чувство, то станет беззащитным и слабым, а ему нужно выстоять, и не сойти с ума, и не сгореть от стыда, и не потерять лицо. А как все это сделать одновременно? Вот же черт побери…

Зачем я позвонила, повторяла она, зачем я позвонила. Господи, зачем, что делать, это так неожиданно и страшно, он не перезвонит, он рассердился, впервые рассердился на меня, неожиданно, сильно, на ровном месте. Я позвонила не вовремя, неуместно, он был не рад мне, оказывается, он может и не радоваться мне, он поставил меня на место, потому что кто я действительно и зачем ему нужна, я придумала все себе, я поверила в него и в дракона, нет никакого дракона, и этого городка в мальвах и георгинах тоже нет, и того человека, который тепло и влажно дышал мне в висок теплой летней ночью, нет и никогда не было, вместо него есть другой, которого я не знаю, а ведь думала, что уже знаю…

Надя сидела на полу, прислонившись спиной к дивану, и ей очень хотелось пить. Но встать и пойти на кухню она не могла. Она не могла себя поднять – ни усилием воли, ни усилием мышц. И тут позвонила Нино – как почувствовала что-то.

– Послушай, – сказала Нино, выслушав Надино закольцованное «зачем я позвонила», – послушай, мать, ведь ничего не произошло. Абсолютно ничего. Просто попала под горячую руку. Уверяю тебя, такое случается.

– Он больше не позвонит, – сказала Надя. – Никогда.

Нино молчала.

– Он больше не позвонит, – повторила Надя.

– А если и так? – вдруг согласилась Нино, и Надя зажмурилась. – Если и так? Что, умирать теперь?

– Я позвоню ему завтра, – сказала Надя. – Проведу завтра интервью с кандидатом и позвоню. Сама.

– С кандидатом в президенты? – неудачно пошутила Нино.

– С кандидатом в управляющие филиала агрохолдинга. И позвоню.

– Так, – сказала Нино. – Бери такси и дуй ко мне. Я иду за коньяком.

Надю ждал не только коньяк, но и накрытый с грузинским размахом стол – долма, чахохбили, лобиани, ачма и дымящийся шашлык.

– Мы в прекрасном мире живем, моя курочка, – сказала Нино и крепко обняла Надю. – Все привозят в любое время суток. Обожаю. И за это мой первый тост. За этот прекрасный заботливый мир.

Надя выпила первый бокал залпом и попросила налить еще. И заплакала.

– Ешь, – приказала Нино. – Ешь мясо. И пхали. И бажи. Вот я тебе бажи сейчас на хлеб намажу. Баааажи на хлеб намааажу… Бажи лечит душу, чтоб ты знала. И веточку кинзы сверху. Кинза тоже лечит. И мясо я тебе порежу маленькими кусочками. Ешь, любимая. Жизнь – боль. Плачь и ешь, одно другому не мешает.

После третьего тоста, который был за Илона Маска, создателя электромобиля, Нино заметила:

– Несоразмерная реакция.

Надя ела бажи чайной ложкой. Бажи действительно лечил, или ей просто хотелось в это верить.

– Несоразмерная реакция у тебя, – повторила Нино, – избыточная. Так могла бы реагировать пятнадцатилетняя дурочка с гормональной революцией в организме. Но ты взрослая женщина сорока лет и не дурочка. Хоть отворот делай, ей-богу.

– Я позвоню ему завтра, – сказала Надя.