Что сказал ей вчера Марк Вегенин, библиотекарь и сын болгарского политэмигранта? Что же он такое ей сказал, что она чуть не упала с двух ступенек на библиотечном крыльце?

Он сказал ей тихо:

– Пока. Удачи.

И она, запнувшись за несуществующую преграду, стала падать куда-то вниз, но не упала. Он подхватил ее поперек спины, развернул к себе, взял под локти и приподнял. И осторожно переставил со ступенек вниз, на ровную и безопасную поверхность.

– Берегите себя, Надежда Леонидовна, – сказал он и некоторое время внимательно наблюдал, как она, скосив глаза, старается не встретиться с ним взглядом, роется в сумке, выуживает мобильник и зачем-то запихивает его в задний карман брюк. И промахивается. И мобильник, падая на ребро, стремительно уходит к праотцам, следом за раздавленным планшетом. Кто бы мог подумать, что он такой хрупкий, зараза.

Марк вздохнул, присел на корточки, поднял телефон и медленно разделил на две части, как раскрывают надвое грецкий орех.

– Ну надо же, плата треснула. – Он огорченно покачал головой и снизу вверх посмотрел на Надю. – Неубиваемая «Нокия» насмерть убилась прямо на наших с вами глазах. Особым везением вы, Надежда, похвастаться не можете.

Надя вздохнула. Сцепление, планшет и телефон за два дня. Как сглазил кто.

– Чинить дороже, – улыбнулся библиотекарь. – Проще новый купить.

– Ну конечно, – немедленно согласилась Надя. – Мне бы голову новую купить заодно…

Он легко поднялся, вытащил сим-карту и, почти не глядя, бросил погибший аппарат в железную урну.

– У меня в столе валяется трубка бесхозная, тоже «Нокия», только старая модель, – сказал он. – Подобрал на остановке, думал – Пашке пригодится, но ему родители поновее подарили. Забирайте, звонить-то надо.

– Спасибо вам, – прошептала Надя. – А вы можете мне ее принести? Я покурю пока…

Руки, заполняющие библиотечный формуляр.

Поднимающие ее над землей.

Раскрывающие грецкий орех.

Достающие маленькую красную сим-карту.

В таких ладонях мог бы целиком поместиться небольшой новорожденный младенец.

В ходе серийных манифестаций своего прогрессирующего дебилизма Надя ни разу не уловила на лице Марка Вегенина, библиотекаря, ни досады, ни нетерпения. Только спокойствие, неторопливое, возможно, несколько флегматичное, и простое человеческое дружелюбие. С дурами вроде нее, наверное, только так и надо, думала Надя, удаляясь от библиотеки по узкой дорожке мимо тихого частного сектора, спящего в дырчатой тени лип и каштанов. Из-под длинного забора, вдоль которого она медленно брела со старой «Нокией» в руке, в диком беспорядке выбивались растрепанные недавним ветром георгины и майораны. Густо жужжали шмели, собаки дворовой наружности сонно грелись на солнышке, и слева, на зеленом пустыре шумно и весело носились мальчишки. Они пытались поднять в небо маленького воздушного змея. Змей был явно магазинный, китайский и вставать на крыло не хотел. Наде показалась, что среди них и внук Пашка, дерзкий похититель сушеного бычка, и она вдруг снова испытала то чувство, когда ее на секунду подняли над землей. В тот момент, когда он поднял ее, сердце упало вниз. А когда она ощутила под ногами твердую поверхность, сердце медленно вернулось на место и, беспокойно ворочаясь, приняло прежнее положение. Такое сложное физиологическое ощущение она испытала впервые и не очень понимала пока, как к нему относиться.

Наутро машина была готова. Сцепление заменили, залили масло и помыли в качестве бонуса. Взяли по-божески, Надя предполагала больший масштаб катастрофы.

После мастерской она заехала в салон мобильной связи, не раздумывая купила «Нокию», точно такой же модели, как та, что была, – она не любила привыкать к новым примочкам и к другому расположению клавиш. Подъехав к библиотеке, принялась переставлять карточку и с удивлением заметила, что руки слегка дрожат.

В тот момент, когда сим-карта успешно активировалась в новом теле, Марк Вегенин вышел на крыльцо и закурил.

Надя закрыла за собой дверь машины. Не глядя, нажала на кнопку брелока и пошла через библиотечный дворик. Он смотрел на нее поверх очков и молчал.

И только когда она подошла почти вплотную к ступенькам, он затушил недокуренную сигарету и сказал:

– Здравствуйте, Надежда.

– Я пришла трубку вернуть. – Она смотрела, как он держит между пальцами правой руки – средним и указательным – затушенный только что бычок.

– Урну сперли, – сказал он, усмехнувшись. – Вот, сначала курю, а потом уношу в корзину для бумаг. Это, конечно, неправильно. Ну а что делать?

– А если завернуть в бумажку, то и запаха не будет. – Надежда вытащила из кармана старую «Нокию», так и держала ее в руке. И чувствовала, что ладонь снова вспотела и трубка явно влажная. И это нехорошо как-то…

– Чайник вскипел, – сказал Марк, – кофе есть. Растворимый. Будете?

Когда он наконец повернулся к ней спиной, чтобы открыть дверь, она сунула трубку в карман и вытерла ладони о джинсы.

Марк поставил перед ней синюю чашку с танцующим Санта-Клаусом. Сегодня он был в льняной рубахе с длинным рукавом, обметанным по обшлагу грубой нитью. Неожиданно стильный хендмейд для районного библиотекаря. Неожиданно брендовые синие лоферы на босу ногу. Совсем недешевая оправа. И видавший виды черный рюкзак – местами порванный и со сломанной молнией на кармане.

– Покажите мне город, – вдруг, неожиданно для себя, попросила она, глядя в чашку.

Он открыл ящик стола, достал початую пачку печенья и несколько карамелек.

– Местная кондитерская фабрика… Город покажу с удовольствием.

– И замок.

– Конечно. Только пойдем пешком.

О каждом доме он знал все. О прошлых владельцах, о годах постройки и реставрации, о каждой улочке и о каждом дореволюционном канализационном люке. И о каждом дворе. Такого количества дворов она в жизни не видела. В этом городе дворы были сонные, безлюдные, от прохожего они скрывали аккуратные клумбы с флоксами, старые скамейки, качели и скворечники, скромное исподнее на бельевых веревках. В одном из дворов обнаружился приоткрытый старый холодильник. Заглянув вовнутрь, они увидели на его ржавых полках книги и журналы. Видимо, холодильник исполнял функцию коммунального книжного шкафа.