Никто из заключенных так и не рискнул переспросить Шнейра, действительно ли он решил присвоить меня себе, и когда. В конце концов, тело моего предыдущего хозяина еще даже не отправили после вскрытия в тюремный крематорий. И то, что у меня так быстро и внезапно нашелся новый, наталкивало всех на мысль: что же во мне такого особенного? В том числе и меня саму. Ладно, допустим, у Джена еще была причина – по какому-то странному стечению обстоятельств (хотя стечению ли?) он оказался моим бывшим одноклассником, который любил меня всю жизнь. Но какая причина у Альдена Шнейра? Ибо если и он окажется, например, каким-то моим бывшим одногруппником из детского сада, который пообещал любить меня до старости, и не забыл своих слов за долгие годы… Да черт, по сравнению с этим издевательством, даже мыльные оперы для домохозяек покажутся адекватными и правдоподобными!

– Шлюха, чего ушами хлопаешь? – неожиданно услышала я строгий голос, заставивший меня вздрогнуть.

– Что?

– Никто не разрешал тебе «чтокать», – скривившись, словно от кислого лимона, бросил надзиратель, неожиданно ударив меня по бедру контурным хлыстом. – Не забывайся. Когда до тебя дойдет, как правильно разговаривать с тем, кому ты принадлежишь, твоя жизнь станет немного легче… возможно. Так что ты должна сказать?

– Простите… мой господин, – сбиваясь от дрожи, проговорила я онемевшими губами. – Чего вы желаете?

– Иди за мной. Уже скоро отбой, моя смена тоже заканчивается. Помоешь свою грязную задницу в отдельной душевой. А потом пожрешь то, что тебе принесут – я не хочу возиться с твоей тушей лишний раз, если от недоедания ты грохнешься в обморок во время моих развлечений. Уяснила?

– Да, мой господин, – прошептала я как можно более покорно, при этом не забыв склонить голову… и с силой сжимая кулаки за спиной.

– Вот и молодец, шлюха, – сказал надзиратель, проведя кончиком хлыста по моей шее и остановившись на подбородке. – Тогда не стой тут столбом.

Развернувшись с армейской выправкой, Альден Шнейр зашагал к выходу из зала. Я же, едва не споткнувшись от волнения на ровном месте, поспешила последовать за ним. И всеми силами старалась не обращать внимания на растерянные и злобные взгляды заключенных, от которых снова ускользнула желанная из-за своей недосягаемости добыча. Только вот… интересно, а долго ли я еще буду наслаждаться этой своей «недосягаемостью»? И главное, чем мне за нее придется расплачиваться теперь?

Как оказалось, главный надзиратель отвел меня в свои личные покои. Только вот оставил не в спальне (обстановка которой так и осталась для меня загадкой), а в небольшой мрачной комнате с красным кожаным диваном, большим столом из темной стали, и чисто вымытыми голыми полами.

Первым делом я, как мне и приказывали, направилась в душевую, на которую мне сам и указал хозяин покоев. Когда я, отмывшись гелем для душа без запаха, вернулась в комнату, Альдена Шнейра уже не было. Зато нашелся поднос с едой – тем самым гадким тюремным пайком, на который я жадно набросилась. В последний раз мне удавалось поесть более суток тому назад, и теперь я съела бы с нескрываемым удовольствием какую угодно дрянь.

Из одежды у меня по-прежнему оставалась лишь моя форма в черно-серую полоску – как ни странно, главный надзиратель не стал утруждать себя, готовя мне на смену какое-нибудь платьице, или хотя бы сексуальное нижнее белье с прозрачненьким пеньюаром. Я же не желала встречать этого мужчину без одежды, потому поспешила натянуть ненавистную форму на чисто вымытое тело.

Альден Шнейр пришел примерно через час после того, как я сделала все, что мне было дозволено, и села на край дивана, дожидаясь своей дальнейшей судьбы.

– Разве кто-то разрешал шавке вылезать на диван? – презрительно прошипел надзиратель, едва переступив порог комнаты. И прежде чем я, растерявшись, сумела вскочить на ноги – оказался возле меня, чтобы пинком, с холодным отвращением, сбросить меня на пол. – Черт, теперь придется вызывать уборщиков, чтобы отмывали его после твоей мерзкой задницы.

Умолчав о том, что не так давно он сам же приказал мне помыться в его личной душевой, я лишь потупила взгляд и виновато прошептала:

– Простите меня, мой господин.

– Подобные проступки не будут обходиться без наказания, шлюха, – проговорил Шнейр, похлопав концом хлыста по моим губам – не слишком сильно, но достаточно, чтобы я ощутила легкую унизительную боль. – Снимай штаны, наклоняйся, упираясь руками в стол, и не вздумай визжать, у меня и так голова, словно бубен.

Его слов хватило, чтобы перед глазами все поплыло, угрожая обмороком… который, безусловно, лишь сильнее разозлит этого подонка.

Стиснув зубы, я сделала то, что он приказал мне, утешаясь тем, что сейчас, по крайней мере, он отдерет меня не на глазах у сотен заключенных.