— Мартини говорит, что наша заключенная начала плакать. Ух, какая ты противная.

— Да, знаю. Она угрожает безопасности нашему миру. Она и ее подружка. Я хочу, чтобы их рассматривали, как зверей.

— Знаешь, когда я ее допрашивал, я был немного добрее.

— Держу пари, да. Да, здорово. Я хочу, чтобы та, кто еще на свободе, страдала. Сильно и много. Да, естественно, можете отстрелить или отрезать что-нибудь ненужное, только чтобы выжила.

— Хорошо. Думаю, она сломалась, по крайней мере, уже близко к этому. Насчет безопасности мне нужно все сделать на самом деле?

— Да, сделай.

— Ох, наконец-то, капитан Вовсе Не Пикард.

Я нажала на отбой и повернулась к Мойре.

— Ты могла бы сотрудничать. А так, что плохо для тебя, хорошо для меня. Скоро здесь появятся люди, накачают тебя наркотиками и сделают еще что-нибудь нехорошее, что ты возненавидишь. Сопротивляться ты не сможешь. А я все это сниму на видео, так, чисто для развлечения.

— Зачем ты так поступаешь? — она на самом деле плакала. — Ведь ты должна быть с нами.

— Ты напала на моего лучшего друга и пыталась его убить. Ты гордишься нападением на невинного человека, единственная цель которого последние несколько лет — защищать других людей планеты от зла. Я бы никогда не стала сотрудничать с кем-то вроде тебя. Ты стоишь за всем тем, что я презираю.

— Ты не понимаешь... они должны умереть, — Мойра продолжала плакать.

— Почему? Дай мне причину, которой я поверю.

— Они мужчины, — покачала она головой. — Мужчины злы по своей природе, они никогда не смогут стать добрыми. Вот та причина, из-за которой наш мир закрыли и не дают выход к звездам, из-за мужчин. Мы уничтожили своих и должны уничтожить всех остальных, очистить от них вселенную.

Папа как-то прочитал мне лекцию, сравнив существующие религии. Он потратил много времени, сосредоточившись на том, как опознать фанатика и как мало ты можешь сделать, чтобы изменить его точку зрения.С большинством фанатиков логика не срабатывает, не срабатывает ни доброта, ни разумные идеи. Лучшее, что ты можешь сделать, так это понять, как работают их мозги, а потом помешать им нанести вред другим, как можно гуманнее. Однако, иногда можно и не быть гуманным.

Сейчас передо мной сидел фанатик и, вероятно, весьма упоротый фанатик, потому что напарница Мойры наверняка старше, если конвертировать в возраст термин: «более опытный». И у меня нет никакого другого способа узнать, единственные ли они тут или, все же, есть еще.

Часть меня жалела Мойру. Это же как надо сильно ненавидеть половину населения большинства миров, причем безо всякой причины. Посвятить свою жизнь тому, что она считает правильным, а я — чистейшим злом. Но она и была злом, как говорит Эйс. Злом не из-за того кто она есть, а злом из-за того, то она хочет сделать и с каким удовольствием, без каких-либо провокаций с другой стороны или каких других причин.

Все, что сделал Райдер, это любил меня, и она сделала все возможное, чтобы его убить за то, что он всего лишь мужчина, потому что она его опознала, как одну из своих общих целей, и потому что могла это сделать. И злорадствует по этому поводу. К сегодняшнему дню я тоже убила нескольких человек за то, что они сделали или хотели сделать с Джеффом, со мой или с людьми, о которых я забочусь, но я по этому поводу не злорадствую.

— Мне надоело слушать о чистоте расы, мира или вселенной. Никогда не слышала, чтобы этот призыв исходил от кого-то здравомыслящего, порядочного или близкого к любящему Богу. Если твоя Богиня на самом деле говорит тебе такое, тогда она зло и не заслуживает никакого поклонения или повиновения.

— Наша Богиня права и Она поможет нам уничтожить всех, кто против нас.

— Мойра? — я посмотрела ей прямо в глаза. — У меня есть кое-что, что я хочу тебе сказать. Получай, сучка, — я ее ударила прямиком по губам. — Это за Джеймса. Будь счастлива за то, что он не такой человек, что попросит меня вырвать тебе горло за то, что ты с ним сделала.

Удар был хорошим. Пальцам стало больно, но я не стала массировать кулак. Я была готова ударить ее еще раз. Она слизнула языком кровь, стекающую с губ.

— Мило. Развяжи меня, и сделай так еще раз.

И я уже собралась последовать просьбе, как открылась дверь в камеру.

— Все сделано, — в камеру вошел Джефф со шприцем в руках, оттащил меня от Мойры. Потом взял ее за руку и воткнул иглу в вену. — Пришло время сумасшедшей цыпочке отправляться бай-бай.

Взгляд Мойры расфокусировался, веки закрылись. Голова склонилась на бок.

Держа за руку, Джефф вывел меня из камеры.

— Люблю твою противную сторону. У тебя не получится сразиться с ней. Она надеялась, что ты освободишь ее от оков и тогда она убила бы тебя. На всякий случай, если тебе это интересно.

— О, хорошо, прекрасно. Ничего себе, я ее ненавижу, и, думаю, ее напарницу я возненавижу еще сильнее.

— Я тоже так думаю. Она испугалась и расстроилась из-за того, что ты наговорила, но, по-хорошему, любой человек с пенисом должен быть от них в ужасе. Их там таких — целая планета? Неудивительно, что кто-то закрыл их сетью.

— Думаю, что сеть и превратила их в таких вот. Мне сейчас все равно. Я хочу видеть Джеймса. И хочу в душ, — выйдя из камеры, я почувствовала себя грязной.