– Ты думаешь, это английское судно?

– Ну да! Я уверен в этом! Пусть на нем и нет флага, сейчас еще достаточно светло, и я узнал его. Это "Гриф", на нем обычно сэр Генри Клинтон совершает инспекционные поездки вокруг Нью-Йорка.

В мрачном голосе Тима слышалось нечто зловещее. Стоя на обочине под прикрытием большого дерева, два друга рассматривали изящный корабль. Оба были охвачены одинаковой тревогой, но ни один из них не осмеливался вслух сказать о своих подозрениях. Может, уже слишком поздно? Может, форты Уэст-Пойнта уже выданы неприятелю их бесчестным защитником? Куда мог плыть "Гриф", как не в Уэст-Пойнт, даже если и предположить, что путь к озеру Шамплейн не был еще свободен...

– Нужно все выяснить!
– сказал Жиль еле слышно.
– Найдем Джошуа или же отправимся прямо в Уэст-Пойнт...

– Секунду! Давай спустимся ближе к воде, чтобы лучше видеть, что делается на реке. Нужно прежде всего выяснить, один ли "Гриф" здесь находится или же он идет в авангарде флотилии.

В последнем случае эта флотилия как раз и может быть предназначена для захвата Уэст-Пойнт...

– Или, если крепость уже пала, для захвата Тикондероги и Пойнт-Курона. Однако корабль слишком уж старается пройти незамеченным, как будто прячется.

– Тогда последуем его примеру, и как можно тише! Звуки на воде разносятся далеко...

Привязав лошадей к дереву, за которым они прятались, Тим и Жиль спустились по откосу вниз, укрываясь за кустами, затем сквозь заросли травы и камыша пробрались к самой кромке воды. Отсюда они могли видеть корму корвета, на котором не горел ни один фонарь, даже сигнальные огни были погашены. Они увидели изгиб реки вверх по течению, и стало ясно, что "Гриф" пришел один: больше кораблей на реке не было.

Внезапно корабль почти растворился в темноте: паруса были полностью убраны. Лязг цепи, скользящей в клюзе, нарушил спокойствие тихой реки.

– Они становятся на якорь, - шепнул Жиль.

– Тише! Слушай!

За плеском брошенного якоря друзья услышали раздавшийся тотчас же другой, более тихий: плеск двух весел, с осторожностью погружаемых в воду. Вскоре показался силуэт лодки, направлявшейся к корвету. Темнота сгущалась, но глаза стали к ней уже привыкать. Друзья увидели, как лодка подошла к кораблю, какой-то человек встал в ней, а другой, закутанный в плащ, спустился по веревочной лестнице, сброшенной с борта корабля в лодку, которая тут же повернула обратно к берегу и исчезла в его тени. Плеск весел слышался еще некоторое время, постепенно стихая. На корвете вновь наступила тишина, едва нарушаемая еле слышным скрипом уключин.

Жиль, пригнувшись, отступил к кустам и там выпрямился во весь рост.

– Странно все это. Что, если мы пойдем и посмотрим?

Они решили не идти по дороге, откуда их было бы слишком хорошо видно, а направились по берегу реки вверх по течению так быстро, как это позволяла им осторожность. Очень скоро вновь послышался плеск весел, а когда они увидели саму лодку, то пришлось замедлить шаг, чтобы держаться от лодки на безопасном расстоянии.

Вдруг лодка свернула к берегу и исчезла из виду. Через минуту друзья услыхали, как плеск весел сменился хрустом песка под деревянным корпусом: лодку вытаскивали на берег.

– Похоже, они прибыли на место, - шепнул Жиль Тиму, - но я ничего не вижу, только большое черное пятно.

– Это ельник! Он растет в ложбине между двумя холмами. Я знаю это место, оно называется Лонг-Клов. Мы войдем вслед за ними в лес, но, ради Бога, постарайся идти тише!

Уже не впервые Жиль восхищался той непринужденной грацией, с которой Тим, лесной следопыт, передвигался в лесу, не производя никакого шума, но сегодня Тим превзошел самого себя. Его внушительных размеров тело потеряло, казалось, свой вес: ни одна ветка не хрустнула под его ногой, ни один лист не зашелестел, когда он пробирался через подлесок, где ни зги не было видно. Жиль попытался последовать его примеру, и благодаря индейским мокасинам, это ему более или менее удалось.

Вдруг Тим остановился, схватив своего друга за руку: в нескольких туазах <Старинная французская мера длины, равная двум метрам.> от них зажегся огонек. Поставленный на пень фонарь освещал троих мужчин. Один из них, одетый как крестьянин, был, несомненно, лодочник; поставив фонарь, он отошел в сторону, чтобы не мешать разговору своих спутников. Это были офицеры, что явствовало из их мундиров, полу скрытых одинакового покроя просторными черными плащами.

На этом их сходство кончалось, так как один был офицер английский, а другой - американский.

У англичанина были белокурые волосы; молодой, красивый, изящный, с нежными чертами лица, открытым взглядом светлых глаз и мальчишеской улыбкой, он, должно быть, привлекал всеобщую симпатию и надолго удерживал ее.

Американский офицер представлял собою полную противоположность своему собеседнику - это был маленький человечек лет сорока, возбужденный и нервный, который, несмотря на негнущуюся ногу, не мог, казалось, и минуты простоять на одном месте. В желтом свете фонаря вырисовывался профиль хищной птицы, и был особенно заметен нервный тик, который с регулярными промежутками подергивал его худое лицо.