Лицо имело землистый оттенок, морщины пережитых страданий отметили его той мрачной печатью, которая напоминает о близкой могиле, но сходство с лицом Жиля было настолько полным, что казалось невероятным. Те же мощные челюсти, та же опаленная жарким солнцем кожа, тот же прямой нос с маленькой горбинкой, напоминающий клюв хищной птицы, та же саркастическая складка в уголке четко очерченного рта, те же брови, слегка приподнятые к вискам, но во всех чертах было меньше молодой свежести и больше утомления от прожитых лет. У Жиля возникло жуткое ощущение, что он видит самого себя через два-три десятка лет нелегкой жизни, как в заколдованном зеркале ведьмы...

– Вы знаете.., кто этот человек?
– тихо спросил он.

Ферсен пожал плечами.

– Солдат из Туренского полка, один из людей маркиза де Сен-Симона, из тех, кого флот перевез с Антильских островов. Но, между прочим, он бретонец.., как и вы! Я навел справки и узнал лишь, что это некий Пьер Баракк, родом откуда-то из-под Реца.

Жиль молчал... Перед его глазами возникла страница старой книги, которую он прочел однажды вечером в Эннебоне, в доме своего крестного приходского священника. Это была страница из гербовника Бретани.

"Сеньор де Ботлуа де Лезардрие дю Плесси-Эон де Кермено де Коэтмер де Баракк..."

И одновременно он услышал голос аббата де Талюэ: "Его звали Пьер..."

Могло ли так случиться, что судьба наконец свела его с тем, кто всю его короткую жизнь казался ему недостижимым миражем? Потрясенный, он наклонился над неподвижным телом, жадно всматриваясь в свое собственное отражение... Отражение, которое так хорошо объясняло ненависть его матери к нему, к сыну, ненависть, которая росла с каждым годом, по мере того как рос он сам, и по мере того как увеличивалось его сходство с человеком, воспоминание о котором вызывало в ней отвращение.

Глядя на это неподвижное лицо. Жиль испытывал радость, смешанную с отчаянием, и по этому отчаянию он понял, что сердце его не обманывало. Ему всегда так хотелось сблизиться с этим человеком, так хотелось отдать ему всю свою любовь, которая Мари-Жанне была не нужна... И вот его желание исполнилось! Но этот человек умирал, даже не зная, что причиняет этим боль сыну, и невозможно было дать ему хоть немного нежности и ласки.

Как бы сквозь туман Жиль услышал голос Акселя Ферсена:

– В Бресте, перед дуэлью.., вы мне сказали, что не знаете вашего отца, что...

– Что я незаконнорожденный? Не бойтесь этого слова, господин граф! Я к нему привык...

– Я не боюсь его. Ведь были знаменитые незаконнорожденные... Как звали вашего отца?

– Пьер... Пьер де Турнемин.

– А вы знаете.., какой у него был герб?

– Щит с лазоревыми и золотыми полями и девизом "Aultre n'auray...".

Не говоря ни слова, швед что-то вложил в руку Жиля, чьи пальцы инстинктивно сжались. Это был тяжелый золотой перстень с эмалевым изображением герба, только что описанного Жилем.

Затуманенными от слез глазами он секунду без удивления смотрел на синий с золотом перстень, затем осторожно, с безграничной почтительностью коснулся его губами и отдал Ферсену.

– Где вы нашли это? У него на пальце?

– Нет. Он носил перстень в маленьком кожаном мешочке на шее. Впрочем, я сейчас положу его обратно.

Швед сделал это так осторожно, что раненый ничего не почувствовал, но потом он снова заметался на своем ложе, слабо стоная.

– Он тяжело ранен, не правда ли?
– голос Жиля дрогнул, а сердце сжалось.
– Он умрет...

– Скорее всего... Пуля попала ему в левое бедро, но он может прожить еще несколько часов... или даже дней. Пока что он находится под действием снотворного, которое ему дал мой верный Свен, а он кое-что смыслит в медицине.

И только тогда Жиль заметил человека, сидевшего возле кровати. В отличие от других слуг, он не носил ливрею, а был одет в простой черный костюм. Лицо его не было знакомо Жилю.

– Вы его не знаете, - объяснил граф.
– Он у меня только с весны. Моя сестра София волновалась за меня и прислала его служить мне. Ваш отец будет в хороших руках...

Это слово тронуло Жиля, но он все же запротестовал:

– Не называйте его так, сударь. Он, может быть, не захочет...
– оборвал он свои слова.

Швед пристально взглянул на молодого человека.

– Учитывая то, кто вы такой, это бы меня удивило. Или мы оба ошибаемся, и он не ваш отец, так как в таком случае он бы не заслуживал такого сына.

Раненый стонал все сильнее, и Свен отвел обоих мужчин на другой конец палатки.

– Ему надо отдохнуть, - сказал он.
– Я сделаю так, чтобы он проспал до вечера.