– Где он сидит?

Мама небрежно осмотрела столовую.

– Не знаю, – я начала осматривать помещение, как и она, притворяясь, что не представляю себе, где бы он мог быть. – Скорее всего, с другими вожатыми.

Я указала на столы, приготовленные для них. Два стола были заняты, и люди за ними шумели, разговаривая, а третий был тих и пуст, за исключением одного человека.

– Кто из них?

– А?

– Кэллам. Кто из них?

Когда она посмотрела на меня, то я поняла, что мама насквозь видела мою «не–понимаю–о–ком–ты» манеру поведения.

Поджав ногу под себя, я указала на него.

– Это Кэллам.

Она изучала его некоторое время взглядом, а затем обратила свое внимание на меня.

– Связывалась с друзьями?

Да. И нет. Они были заняты тем, что наслаждались летом. А я притворялась, что делаю то же самое.

– Я переписывалась с Эмерсон, но ты знаешь, она занята. Да и меня нет всего два дня.

Я накинулась на картофель так, словно это была кукла вуду, а моя вилка – булавкой. На удивление, это оказалось очень действенным.

Мама кивнула.

– Я уверена, что все думают о тебе.

Абсолютно.

Как долго она ещё будет сидеть здесь и допрашивать меня? Сколько мне ещё быть здесь, прежде чем я смогу уйти не так заметно?

– Я знаю, мы не особо говорили об этом, но как ты справляешься со всей этой ситуацией с Китсом?

Окей, мама подняла тему моих бывших отношений? Боль ещё не прошла, вот как я справлялась с этим.

– С Китсом? – я отодвинула поднос. – Ты про то, как он со мной расстался? Потому что я не знаю, что ты имеешь в виду. Для меня это было больше, чем расставание.

– Финикс… – мама протянула руку, словно пытаясь успокоить меня или что–то в этом духе. Но с меня хватит. Слишком много родительского вмешательства для одной ночи.

– Знаешь что, мам? У тебя есть мое разрешение, благословение и поддержка, чтобы притворяться родителем для Гарри. Он мал и все ещё невинен, чтобы понимать это твое поведение а–ля мать года.

Я стремительно встала со своего сидения.

– Я справлялась с этим сама два года без матери, которая притворялась, что заботится обо мне. И смогу ещё год, пока не уеду из дома, так что прибереги это для Гарри. Я уже наслушалась вашей с отцом лжи на всю жизнь.

Ее лицо было спокойно, пугающе спокойно. Ее глаза даже не вспыхнули от гнева. Если бы не тот факт, что ее грудная клетка двигалась быстрее, то ничего бы не выдало того, что ее только что отчитала перед лицами множества людей дочь–подросток.

Вместо того чтобы подняться и уйти, она взглянула мне в глаза.

– Знаю, – сказала она и, наконец, приступила к своей еде.

ДЕВЯТЬ

Я провалила свое первое задание в качестве вожатого–ученика на вчерашнем маршруте. Я не хотела повторять это на второй день.

Я проснулась в 5 утра, раньше, чем прозвенел будильник. В моей голове крутились образы людей, падающих со своих плотов прямо в реку. Я не могла забыть голос Кэллама, и те слова, что он сказал туристам на лужайке в полдень, когда инструктировал их на случай опасности.

Может, вчера я и облажалась, но не сегодня. Я учусь на своих ошибках и собираюсь стать лучшим чёртовым вожатым–учеником всех времён.

Мне полагалось сесть рядом с другими вожатыми за обеденным столом в столовой. Туристы появятся только через час, когда мы подготовим все плоты и технику. Расписание было распланировано словно одна из миссий морских сил, что меня никак не успокаивало.

Когда отец принял предложение Бена, я воображала себе, что вожатый в лагере поет песни у костра, собирает браслеты из бус и играет с детьми в охоту на бекаса. Если бы я знала правду, то ни за что за это не взялась бы. Я не была готова к тому, чтобы нести ответственность за людские жизни, в то же время пытаясь узнать все плюсы и минусы этой работы.

Как и вчера, я вышла на десять минут раньше, волосы развевались на прохладном утреннем воздухе, а мои ноги покрылись мурашками. Потому мне нужно было взять у мамы утром фен и надеть кофту из шерсти, потому что я мёрзла уже второе утро подряд.

– Одежда. Хотя бы попробуй носить ее.

Его голос застал меня врасплох прямо перед тем, как что–то пролетело в воздухе по направлению ко мне. Огромная, тяжёлая фланелевая рубашка упала ко мне в руки. Она была мягкой, словно ее стирали тысячу раз.

На этот раз я дрожала не из–за холода.

– Спасибо? – сказала я, в то время как он подошёл ближе, и всматривалась в его неясные глаза и взлохмаченные волосы. Прямо как в то утро.

– Не стоит.

Его голос, все такой же холодный, отдаленный, к чему я быстро привыкла, заставил меня задаться вопросом: не выдумала ли я веселую и светлую сторону Кэллама.