Шрифт:
– Здорово. А это, родители-то сами...
– Нет, их дома не было, когда случилось землетрясение. Отец, как всегда, в разъездах, а мать была в больнице. Я долго не могла выбраться отсюда, дверь прижало, а когда смогла, то по дороге меня прихватил этот жар, так я не смогла в тот раз дойти до больницы. Выбралась снова, когда поняла, что там стало холодать.
– Это тогда тебя обожгло?
– Да. Я выбралась отсюда и пошла. Столько людей было у развалин домов, столько криков. Я шла, не глядя по сторонам, боялась смотреть. Потому, может и увидела, как горизонт изменился. Я сразу заметила, как начали таять облака. Прямо на глазах исчезали и это явление приближалось. Вот тот взрыв, который случился во время землетрясения, от него вверх поднимался столб пара, и он тоже исчез.
– Я был возле той воронки, там озеро с горящим газом.
– Да? А я боялась туда идти, хотя зарево видела, - Ольга рассмотрела свои поврежденные кисти.
– Я почувствовала еще до того, как дошел жар, что надо возвращаться и пошла. А когда начало жечь, я прикрыла лицо руками и побежала. А люди? Они метались, как умалишенные, кричали. Я попыталась позвать с собой кого-нибудь, но от боли и страха они меня не понимали. Да я и сама, признаться, когда почувствовала, что на мне вздуваются волдыри мало, что соображала. Заползла сюда, закрылась, а потом начались боли. Поднялась температура, я теряла сознание, приходила в себя, потом кипяток начал сочиться под дверь, тут стало, как в бане, все коробки начали раскисать. Я пришла в себя окончательно, когда на улице безостановочно шпарил дождь. С меня сошла вся кожа, как с шелудивой, даже там, где была прикрыта одеждой. Хорошо, хоть там следов таких не осталось. А вот ладони, шея и голова, - Она снова рассмотрела свои руки.
– Эх.
– Бедняжка. Так ты была без сознания дней пять точно.
– Пять? Я так и думала.
– Слушай, ну ожоги если подлечить, то они уже не будут такими. Вон, у Вторуши спина сейчас поджила, а тоже лохмотьями свисала. Тебе надо к нам, подлечиться, как на курорт. Не дай бог инфекции попадут в раны, сепсис начнется. Я же вижу, в сравнении со Вторушей у тебя процесс более запущенный.
– Что ты заладил, Вторуша. Вторуша. Дурацкое имя.
– Прости, мне тоже его имя поначалу слух резало. Дело не в нем, пока я тебя не нашел, ты могла сама с собой договариваться о том, как ты собираешься жить, но теперь, когда я знаю о тебе, позволь и мне влиять на твои решения.
– Почему это?
– Да потому, что людей, как нам видится из своей Зарянки, осталось не так уж и много. Нам надо держаться вместе и думать о том, как не сгинуть окончательно. Держаться по одиночке, самый верный вариант погубить самих себя.
– А у вас есть обожженные женщины?
– Нет. Мы вовремя успели спрятаться.
– А я что, буду, как белая ворона?
– Слушай, во-первых, у нас нет таких, кто станет это замечать, во-вторых, я никому не позволю обижать тебя. В-третьих..., ты кто по профессии?
– Учитель музыки по классу фортепиано, - Ольга вздохнула, заранее предполагая, что выбор профессии для нового мира у нее совсем неподходящий.
– Замечательно! У нас где-то в тереме были гусли, ну там, слепец заезжий в сезон бренчал. А у нас больше никто на музыкальных инструментах не специалист. Вообще замечательно.
– Ага, представляю, вы горбатитесь с утра до вечера, а я на гуслях бренчу, ооой ты гой есииии, добрый мооолодец.
– Ну, что-то кроме фортепиано ты же можешь? У нас и не требуются какие-то особые умения, программисты теперь никому не нужны. Барин велел плодиться и размножаться.
– Барин? Вы там совсем заигрались.
– Это я нашего босса так называю, Александра Сергеича, ему тоже не нравится.
– Ясно. Мне кажется, Гордей, что ты остался без пары. Верно?
– Я? Да.
– Ясно, откуда такая настойчивость.
– Ой, ну извини, мне повезло, что я встретил не бабушку столетнюю, которая могла бы заподозрить меня в желании иметь хоть какую-нибудь женщину. Ты красивая, молодая, это чудо просто, что ты выжила, а я наткнулся на тебя. Верить надо в чудеса, а не пытаться найти всему приземленное объяснение.
– Ладно, Гордей, что-то я в одиночестве в ведьму превращаться стала. Так оно, наверное, и происходит, вначале уединяешься от людей, потом начинаешь их тихонько ненавидеть, а потом нос крючком, взгляд исподлобья, летающая метла.
Гордей заржал, широко раскрыв рот. Ольга, заразившись его смехом, тоже рассмеялась.
– Реально, имя Забава тебе идет, - посмеявшись, произнес Гордей.
– Забава? Мне кажется, это имя для меня подходит, как насмешка. Это как дистрофика назвать Арнольдом.
– Перестань. Нормальная ты. Хочешь, оставайся Ольгой, будешь, как княгиня Ольга.
– Эта которая за мужа отомстила, людей вместе с кораблем в землю закопала?
– Та самая. История, правда, хранит о ней не самые лучшие воспоминания, но женщина она была достойная.
– А когда ты собираешься назад?
– Ну, теперь-то завтра с утра. С тобой или без тебя. Но я вернусь, вернее, мы вернемся, чтобы почистить припасы, которые я разведал и забрать тебя, силой, - Гордей вложил в последнее слово всю иронию, на которую был способен.