Начинало темнеть, когда я с дядей Лёвой подошли к заветному дому Эдди Игнатьевича. Мы зашли в подъезд, сели в лифт и поднялись на четвёртый этаж. На двери квартиры, куда мы позвонили, находился № 120. Раздался собачий лай, перед нами открылась дверь, и на пороге стоял улыбающийся Эдди Игнатьевич Рознер. Теперь он мне не казался строгим и недовольным, каким выглядел в начале нашего знакомства на пляже. Эдди Игнатьевич был гостеприимен, радушен и сразу повёл нас в помещение своей квартиры, где помог раздеться и усадил за стол. Там же, в комнате, находились и другие люди, а также жена Эдди Игнатьевича Рознера, Галина Ходес. Дочери Эрики, находившейся с ним в Сочи, с которой я познакомилась там же на пляже, не было. Помимо людей, сидевших в комнате, был его близкий друг Луи Маркович с женой Ириной. Нам любезно было предложено что-то из еды, чай, но мы, поблагодарив, отказались. В ожидании предстоящего и серьёзного разговора, я и мой дядя чувствовали себя весь вечер в напряжении. Рознер попросил меня спеть. И сев за пианино, он стал мне аккомпанировать, а я, как в Сочи, запела одну за другой песни. По окончании пения я ощутила расположение не только Эдди Игнатьевича, но и присутствующих там людей.

Начались разговоры о планах, предстоящих гастролях и моего будущего. Несколько раз подряд мы встречались в квартире у Эдди Игнатьевича, где меня снова и снова просили петь, и каждый раз моими слушателями становились всё новые и новые люди. Рознер не случайно многократно приглашал меня и просил петь перед разными людьми и музыкантами. Этим самым подтверждалось его огромная ответственность к своей работе, и разумеется, по отношению к моей персоне. К любому делу, что касалось сцены, Эдди Игнатьевич подходил серьёзно и с высочайшим профессионализмом, не позволяющим допустить ни малейшей ошибки. Через некоторое время, очевидно собрав необходимую для себя информацию и убедившись в моей состоятельности, Эдди Рознер познакомил меня с пианистом – репетитором, в план которого входило разучивание со мной нового репертуара. Мне предстояло выучить несколько песен композитора Эдди Рознера на стихи Михаила Пляцковского. Песни были красивыми, в джазовом стиле. А после нескольких недель занятий с пианистом я была готова к репетиции с оркестром. Репетиционная база оркестра находилась на Бережковской набережной, неподалёку от станции метро «Новокузнецкая». Там в небольшом старинном одноэтажном особняке, под названием Клуб им. Калинина и размещалась репетиционная база оркестра.

В зале, куда мы вошли, было оживлённо. Между рядами и в фойе всюду прохаживались люди. Все они ожидали прихода Эдди Игнатьевича. Перед тем как Рознер появился на сцене, в зале прокатился шёпот, и в миг наступила мёртвая тишина. Музыканты сидели на своих местах. Строгий Рознер, выйдя на сцену, попросил музыкантов открыть ноты. Не помню, как я оказалась на сцене. Что именно я ощущала в ту самую минуту перед пением, трудно сказать, но отчётливо запомнила вступление оркестра, после чего я запела. Это было блаженное чувство! Огромный оркестр и я! Теперь каждый день начинался с того, что я садилась в поезд метро и счастливая ехала на репетицию, где в окружении оркестра и Эдди Игнатьевича пела новые, полюбившиеся мне песни. Впереди меня ожидало концертное турне по городам России. Решался вопрос о концертном платье, и пришли к решению, что выступать я буду в белом платье, оставшемся у меня после выпускного вечера в музыкальной школе. Время шло, и незаметно подошёл день моего первого отъезда с оркестром. Первым городом моей гастрольной поездки был Ереван, а далее следовали Баку, Махачкала, Грозный. Вспоминая свой первый маршрут, невольно всплывает один трогательный эпизод. Во время первой своей поездки, сидя в вагоне поезда, я наблюдала за тем, как за окном по перрону нервно прохаживались мои дорогие родители и любимая тётя Мария с мужем дядей Лёвой. Рознер обещал им присматривать за мной, одну не отпускать и по приезде поселить в гостиничном номере вместе с женщиной, старше меня по возрасту.

Конец ознакомительного фрагмента.