Шрифт:
– Я бы сказал: самовлюбленного. Это ближе к истине.
Вильдерин покачал головой.
– У тебя и впрямь отвратительный характер. Ты должен быть рад, что я тебя терплю.
– Я рад, – криво усмехнулся Аданэй.
Вильдерин резко вскочил с дивана и, поймав взгляд Аданэя, заговорил:
– Ты меня удивляешь, Айн. Я говорю не очень приятные вещи, а тебе как будто все равно.
– Может, я просто притворяюсь?
– Зачем? Друзья не должны притворяться.
– А еще не должны пытаться задеть друг друга.
Вильдерин поспешно отвел взгляд.
– Прости, Айн. Ты, конечно, прав. Просто тебе всегда удается вывести меня из себя, даже когда ты сам этого не желаешь. А мне тебя – никогда. Вот я и решил попытаться. Ты на меня не злишься?
– Глупо злиться на правду, верно?
– Не говори так.
– Почему? Как ни крути, мы с тобой очень разные. Я слишком хорошо знаю себе цену. А вот ты – нет. Между прочим, даже мой брат меня ненавидит. И, должен признать, у него есть на то основания.
"Что происходит? – испуганно подумал Аданэй. – Я говорю совсем не то, что собирался".
– У тебя есть брат?! – Вильдерин, кажется, искренне поразился.
– Был. Он умер, – быстро попытался сгладить последствия своей откровенности Аданэй, когда на него вдруг накатило что-то. Комната поплыла, потемнело в глазах, очертания предметов утратили четкость, превратившись в пестрый круговорот. Он резко вскочил.
– Что с тобой? – услышал он доносящийся откуда-то издалека голос Вильдерина, а в голову начали лезть безумные мысли.
"Что я здесь делаю? Путь один – к смерти. Меня убьют Боги. Хотя они слепы и глухи, они такие же гости в мире, как я".
В голове образовался мутный мрачный водоворот, и возникло мучительное осознание, будто весь мир летит в него, причем по его, Аданэя, вине. Он приблизился к Вильдерину вплотную и больно схватил его за плечи. Тот посмотрел на своего друга испуганно.
– Ты мне доверяешь, Вильдерин?! А зря! Беги лучше! Уходи! Я же тебе жизнь испорчу! Всем испорчу. И себе… А я могущественный, я властитель… а ты только раб. Я властитель, мне все можно. Все-все! Хотя… на самом деле нет… Все не так…
Вильдерин смотрел на Айна: взгляд того пылал горячечным огнем, а губы пересохли.
– Айн, ты меня пугаешь, – он безрезультатно попытался уложить друга на диван.
– Пугаю?! – истерический хохот. – Вот и бойся! Бездна подо мной, я упаду. И ты тоже. Я утяну тебя! – Аданэй скрюченными пальцами вцепился в одежду Вильдерина и вдруг захныкал: – Я боюсь… мне страшно…
– Айн, успокойся, – Вильдерину все же удалось уложить его на диван.
В последний миг перед тем, как потерять сознание, Аданэй расслышал звук открывшейся двери и женский голос, а потом все кануло во тьму, словно в бездонную пропасть.
Но, кажется, не прошло и мгновения, как он снова услышал чьи-то голоса, будто сквозь туман.
"Я не умер?" – молнией пронеслось в голове. Голоса стали громче, и наконец их смысл окончательно пробился к его сознанию. Он узнал Вильдерина. Не открывая глаз, прислушался.
– Он говорил какую-то ерунду…
– Какую именно?
– Да я ничего не понял. По-моему, он просто бредил, Великая.
"Великая? Здесь что, царица?"
И тут же в ответ на его безмолвный вопрос Аданэй снова услышал женский голос.
– Видимо, его опоили. Может, кто-то из рабов.
– И скоро он очнется?
– Не переживай, мой хороший. Ничего с ним не будет. Сейчас попробую еще раз.
Аданэй уже собирался открыть глаза, когда к его носу поднесли что-то с резким запахом. Тело свело судорогой, и он непроизвольно вскочил, широко распахнув глаза. Рука царицы быстро отдернулась.
Аданэй не смог продержаться долго, на плечи навалилась тяжесть, и он со стоном рухнул обратно. Снова попытался встать, чтобы поклониться, но царица властно толкнула его на диван.
– Лежи смирно, – сказала. – Успеешь еще выказать почтение.
Аданэй попеременно смотрел то в темные глаза царицы, то в темные же – Вильдерина. Тот ободряюще улыбнулся.
– Что случилось? – спросил Аданэй. – Я ничего не помню.
– Еще бы ты помнил! – усмехнулась Лиммена. – Возьми, выпей это, сразу полегчает, – она протянула ему флакон с той самой отвратительно пахнущей жидкостью.
– Нет! – против воли испуганно выкрикнул Аданэй и отдернул руку, которую уже успел поднести к бутыли. Брови царицы негодующе сошлись на переносице.