Да, именно. Гробовая. Точнее не скажешь.

Отвернув крышку на горловине канистры, я еще раз хорошенько облил бензином "Мустанг", стоящий на открытой полянке. Трава вокруг была вырвана, деревья находились далеко, так что лесного пожара можно было не опасаться. Вероника смотрела в сторону, кулаки ее были крепко сжаты. Она плакала, но плакала беззвучно, не позволяя даже мне увидеть свои эмоции.

Горящая тряпка приземлилась на капот, огонь пополз дальше, и машину с трупом на переднем сиденье объяло пылающим факелом. Я отбросил канистру к двум пустым, тихо подошел, и обнял Нику за плечи. Она спрятала лицо у меня на груди.

— Прощай, Игорек.

— Прощай.

С высоты холма за нами наблюдал Тощий, скрестивший руки на груди, и Усатый, со скучающим видом крутивший в руках напильник. Огонь пробрался внутрь салона, перекинулся на крышу, багажник. Так странно было видеть в горящей машине человека, который сидит на своем месте, и, казалось бы, абсолютно равнодушно реагирует на все происходящее.

Я потянул Нику за рукав.

— Надо идти.

— Да, надо.

Молча мы пошли сквозь лес. Впервые мы не разговаривали, не шутили, не делились своими планами, не высматривали жертву очередной аферы.

Мы просто шли, ощущая, как у нас появилась общая боль.

.

Мерно стучали колеса, поезд несся сквозь ночь, изредка посылая вдаль тревожные гудки. Лежа на верхней полке, Вероника делала вид, что читает книгу, сидя на нижней, я тасовал колоду карт.

— Сделаете остановку вот здесь, — Тощий вывел изображение на своем телефоне. — Переночуете в гостинице, а утром двинетесь дальше. Советую раздобыть поддельные паспорта.

— Ладно.

Наверху послышался сдавленный всхлип.

— И чего она нюни распустила? — поинтересовался Тощий, глядя прямо на меня. — А, все понятно, влюбилась в этого вора, вот и распустила. Вероника, ты не переживай, найдешь кого-то и получше. С твоими формами тебе это не составит труда.

Мне отчаянно захотелось ему врезать. Чтобы сдержаться, я отвернулся к окну, и сделал вид, что рассматриваю темень.

— Свяжемся, как договаривались, через газету, — Тощий хлопнул себе по коленям, и поднялся. — Мне пора, скоро моя остановка. До встречи.

— До встречи.

Оставшись одни, мы несколько минут сидели молча. Молчали, пока поезд не начал замедлять ход, молчали, пока он стоял. И лишь когда он тронулся, я осторожно вышел в тамбур, и убедился, что наш бестактный попутчик действительно исчез.

— Ты в порядке?

— Да, — Вероника вытерла слезы.

— Хочешь, поговорим?

— Не надо. Ничего, не говорить, не спрашивать, ничего. Просто закрыли эту тему, и больше к ней не возвращаемся. Спокойной ночи, — она отвернулась к стенке.

Я пожал плечами и тоже прилег.

Не надо так не надо.

***************

Гостиница называлась очень скромно: "Бабушкина изба" (кто придумывает эти названия, мне до сих пор неясно). Еще в поезде Тощий по телефону забронировал нам один номер на двоих. Когда у нас попросили паспорта для регистрации, я показал стодолларовую купюру, и про документы сразу забыли.

— Я в душ, — Вероника устремилась к дверям ванной.

Искренне надеясь, что она не утопится, я попробовал собраться с мыслями. Смерть Игоря потрясла меня, но даже это потрясение не позволило забыть о том, что мы все по уши в дерьме. И как выбираться из него — непонятно.

Героями быть непросто. Ты можешь жертвовать собой ради высоких целей, но всегда найдется человек, который увидит в этом обратную сторону медали. Мы воровали, грабили и обманывали людей, и все из-за чего? Из-за расы существ, про которых до нас никто никогда не знал, и не знает, и мы бы сами не узнали, если бы не дневник, который Вероника нашла чисто случайно? С точки зрения артезианцев мы, может, и были героями, но для нашего мира мы были преступниками.

Темным пятном на фоне обычного общества.

Той самой ложкой дегтя в бочке меда.

И просто циничными мразями.

А когда ты наносишь вред обществу, то рано или поздно за это приходится платить. Игорь уже расплатился. Теперь наша очередь.

— Иди, — коротко сказала Ника, выплывая из ванны.

Ополоснувшись, и кое-как приведя себя в порядок, я вернулся в номер. Сидя у зеркала, Вероника расчесывала свои волосы, между ее пальцев струились огненно-рыжие пряди. Я не поверил своим глазам.

— Ты что, парик купила?