– Вот оно, значит, как, – вздохнул он сквозь кольца синеватого дыма. – Ну, спасибо. Кто ж ты такая?

Девушка не ответила, да гость и не ожидал ответа. Склонившись над охотником, он ощупал его лоб, шею, руки и удовлетворенно промурлыкал свое "семпервивум": жар начал утихать.

– Ну, брат, будь гостеприимным хозяином, – весело сказал человек, вешая плащ на спинку стула. – Тебе чертовски повезло… невероятно, судя по всему, повезло, так что с тебя – хлеб и соль, а также мясо, вино и прочее. Пойду проверю твой погреб; надеюсь, ты не обидишься. Эх, Харст, Харст! как же тебя угораздило…

Последние слова он произносил, уже спускаясь по короткой лестнице в погреб охотника.

Спустя несколько минут бледнеющая луна озарила еще более странную, чем ранее, картину: у окна за небольшим столиком расположился ночной гость с неизменной сигарой, зеленой пыльной бутылкой и большой тарелкой снеди, в основном – мясной. Мигающая свеча безуспешно соперничала с синей завесой сигарного тумана; тихо дышало – частью за столом, а частью на столе – семейство Харста, и среди всего этого раздавалось негромкое мурлыканье:

– Семпервивум, семпервивум, семпервивум…

Солнце довольным золотым котом нежилось на ярком дереве харстовой гостиной, и озорное синичье племя возмущенно стучалось в откинутые ставни в поисках обычного полуденного угощения – крошек хлеба и мяса – когда чуть заметно дрогнули губы Лансеи. Сон слетел на них слабой улыбкой и растворился в блеске играющих с капелью желтых лучей.

Она потянулась навстречу теплу, стирая с глаз последние тенета забытья, и только тут увидела у окна завернутую в плащ человеческую фигуру.

Лансея была всего лишь женщиной, а следовательно – существом слабым и почти беззащитным. Поэтому, несмотря на присутствие гостя (возле которого почивала пустая бутылка и кучка костей на подносе, щедро посыпанная сигарным пеплом), она в первую очередь прислушалась к дыханию мужа, ощупала его лоб – прохладный, хвала богам – погладила по голове спящую Риаленн и только после этого сняла со стены тяжелую узорную сковороду гномьей работы.

Очень гномьей работы, ибо грубость выплавки и, особенно, резьбы вполне заменял более чем изрядный вес – если на фунты мерять, так не меньше семи будет.

– Эй, – Лансея встряхнула незнакомца за плечо. – Вы кто? Чего…

Из складок плаща появилась заспанная физиономия гостя с легкими следами греха винопития.

– Привет, Ланси, – как ни в чем не бывало произнес он. – А сковородка зачем? Ай-яй-яй, сковородкой – меня? Ай-яй-яй…

– Феликс! – изумилась Лансея. – А как…

– Очень просто, – объяснил незнакомец, которого, как оказалось, звали Феликсом. – Я ночью явился, вы все спите, вымотались, верно. Ну, я и того… залез. Навыки еще не потерял, – похвалился он, чуть смутившись, а потом густо покраснел.

Даже слишком густо.

– Странно… почему мы не проснулись? – хозяйка выглянула в окно на собачью конуру, из которой торчал самый унылый на свете нос. – Он лаял? Ой, он же некормленый…

– Лаял! – с жаром подтвердил Феликс. – Еще как лаял! Это вы сами засони, а он настоящий сторожевой пес! Чуть пятки мне не оторвал!

Лансея по-девчоночьи прыснула в кулак:

– Ну-ну!

– Сковородку-то повешай обратно, – посоветовал гость, переводя разговор на дела насущные. – Да как Бурку покормишь, помоги мне отвар один приготовить. Я Харсту ночью жар снял, а теперь подкрепить надо его силушку. Ишь, замотали как! Кокон паучий, а не человек. Да, кстати: кто это у вас тут гостит?

– Это не гостит, – улыбнулась хозяйка. – Это долгая история, Феликс. Пусть спит, не трогай. Дочь она приемная у нас. Риаленн зовут. Потом расскажу, а сейчас – спасибо тебе на добром деле, да только раз уж пришел, помоги с печкой, а я на скорую руку обед приготовлю. Идет?

– А как же не идет! – деловито хмыкнул Феликс. – Ладно, иди уже, корми псину свою разнесчастную, а то скулит на весь Роглак.

Дверь закрылась, и тут же до ушей нашего героя донеслись звуки потрясающей собачьей свалки, хоть в ней и участвовал всего один пес: Бурка по-своему выражал восторг по поводу долгожданного появления любимой хозяйки.

– Ишь ты, как оно закручено, – усмехнулся гость.

Феликс был одним из многочисленных сыновей известного утрантского вора Одмунта. Последний был славен тем, что в расцвете лет проявил необычную для грабителя мудрость, а именно – распустил (разумеется, щедро одарив напоследок) свою шайку, выкупил у пролена Зирда новехонький бревенчатый дом, отдал в городскую казну треть оставшихся денег – словом, после всего этого утрантские газеты прямо-таки на руках носили и маслом мазали сию добродетельную личность. Венцом действий Одмунта стала женитьба на дочери того самого Зирда, что вывело бывшего вора на извилистые тропки градоуправления: купеческая деятельность тестя открывала очень много дверей.