Кранц-Вовченко замерла, сверля капитана пронзительным взглядом. Через несколько секунд она покачала головой и вполне серьезно ответила:

— Нет, — потом затянулась сигаретой и добавила с иронией: — Впрочем, парочка монет у Ореста была неплоха. Где-то год назад я видела у него фоллис императора Ромула. В отличном состоянии. Думаю, он один мог стоить больше, чем целый альбом советских Gedenkm"unzen. Чуть раньше был у Ореста и квинарий Аллекта третьего века… — Старуха с сомнением глянула на капитана и сочла необходимым пояснить: — Один древнеримский флотоводец взбунтовался, захватил провинцию Британия, провозгласил ее империей, а себя — императором. Аллект являлся его казначеем. Как было принято в те времена, мятежного императора Аллект вскорости убил и сел на его место. Правда, и сам спустя три года был побежден законными римскими войсками. А как иначе? Уж очень любил Вечный Город побеждать изменников, хоть и одевал своих мужчин в юбки. Та монета — как раз из тех, что Аллект успел начеканить…

Марта Фаддеевна открыла следующий альбом, на этот раз из числа найденных в тайнике в библиотеке. Несколько секунд она разглядывала монеты, потом полезла в ящик стола. Достала внушительных размеров лупу.

— Это тетрадрахма Халкидской лиги. Их сохранилось не очень много. Даже не знала, что у Ореста она имелась… — Старуха вытащила монету из альбома и рассмотрела со всех сторон. — Знаете, Филипп, отец Александра Македонского, был настоящим Чингисханом своего времени. Всегда и всех побеждал. Все его боялись и вопреки логике постоянно создавали против него союзы. Город Олинф, столица нарождавшегося государства под названием Халкидская лига, присоединился к одному такому антимакедонскому союзу… — Женщина подняла рюмку, но, не выпив, поставила ее обратно на стол. — Союз тут же распался. Спарта отступила. Афины, несмотря на старания юного еще тогда Демосфена с его филиппиками, не торопились посылать отряды. И Олинф был взят македонским царем. Город существовал уже более тысячи лет, но Филипп продал всех до единого выживших жителей в рабство, а сам Олинф сровнял с землей. Единственная память о том городе — вот эти монеты…

В комнате раздался тихий скрип. Возможно, это были тени безжалостных македонских солдат, вызванных в наш мир именем их предводителя. Или призраки бесстрашных олинфян, тянущиеся к тетрадрахме, единственному материальному воплощению мира, который они знали.

Что-то скрипнуло снова. Капитан повернул голову. Сквозняк качал приоткрытую дверцу одного из шкафов.

Старуха положила монету Халкидской лиги на место и стала переворачивать листы. Глаза ее вновь и вновь загорались. Она постоянно бормотала себе под нос:

— Мизийский четвертьстатер… Лесбосская гекта… Финикийский двойной шекель… Траянский кистофор… Денарий Гнея Помпея… Черт побери! Золотой ауреус Антонина Пия… Денарий Дидии Клары… — Наконец, она дошла до последней страницы и подняла глаза на Сквиру. — Если бы вы не были таким милым юношей, я у вас этот альбом украла бы.

— Хорошая коллекция?

— Да. Большинство монет Орест мне действительно показывал. О некоторых ходили слухи. Но несколько — полная для меня неожиданность!

— И как дорого может стоить этот альбом?

— Я купила бы его за четыре, может, даже за четыре с половиной тысячи рублей.

— А если бы вы его продавали?..

— …То я бы его не продала, — Кранц-Вовченко улыбнулась. Улыбнулась просто, без подтекстов, и Сквира вдруг понял, что эта женщина когда-то была ослепительно красива.

— А были у Ореста Петровича монеты никогда не существовавших государств?

— Чиво? — она скривилась в язвительной усмешке.

— Ну, — Северин Мирославович растерялся, — злотые Арканзасского халифата, динары Антарктической конфедерации, руанды Брестской меритократии?

— Ну у вас и фантазия! — рассмеялась Марта Фаддеевна и опять склонилась над столом, чтобы отхлебнуть из рюмки. — Нумизматы таким не занимаются… — Она открыла следующий альбом. — Раннее Средневековье? — Перевернула несколько страниц, периодически останавливаясь и удивленно поднимая бровь.— О, вот это может быть интересным, — Старуха указала на неровный серебряный кружок с изображением человеческой фигурки, одетой во что-то, напоминавшее юбку. — Видите, выглядит, как византийская монета позднего периода, но при этом на ней нет никаких надписей. Это монета Феодоро. Есть такое новомодное мнение… — Она выжидающе посмотрела на капитана, но тот лишь пожал плечами. — Позор вашему учителю истории! — покачала головой Марта Фаддеевна. — Это княжество, которое существовало в Крыму. Феодорийцы — такая немыслимая смесь восточных славян, готов, греков, армян, алан и еще бог знает кого. Во времена Ивана III, деда Ивана Грозного, пришли османы. Перед лицом страшной опасности княжество и его соседи — генуэзские крепости и крымские ханы — тут же вдрызг разругались и благополучно погибли. Поодиночке. — Марта Фаддеевна закрыла альбом, постучала по нему пальцами и уточнила: — Вас ведь интересует стоимость монет?

— В общем-то, да…

Она на мгновение задумалась и решительно произнесла:

— Все вместе — от двух до двух с половиной тысяч.

Капитан пододвинул к ней следующий альбом.

— Вы меня прямо за какую-то оценочную машину держите, — проворчала дама, переворачивая первые страницы. — Это монеты Московии, чешуйки…

Северин Мирославович вытянул шею и увидел несколько невзрачных бесформенных медяшек, действительно похожих на рыбью чешую. Ни на одной монете штамп не попал на поле полностью — хоть какой-то части изображения да не хватало. Качество было просто вызывающе низким.

— В Киевской Руси монеты чеканили редко — не хватало металла. Три века обходились брусками серебра, а потом пришлось учиться всему сызнова. На первых порах получались вот такие чешуйки. — Марта Фаддеевна ткнула пальцем в одну из монеток. — Эта называется пуло. Странное слово, правда? На землях зарождавшейся под монголо-татарским игом Московии счастливый владелец шестидесяти или семидесяти таких пуло мог обменять их на одну вот такую монетку, которая называлась татарским словом «дэнга». Слышали?