Северин Мирославович протянул руку, остановил качание металлической штанги с тяжелым медным кругом внизу и нажал на стекло. То легко поддалось, открывшись наподобие дверцы. Собственно, это и была дверца.

Капитан протиснулся наружу. Оглянулся. Он только что вышел из ниши для маятника высоких напольных часов. Красивых медных часов с замысловатыми знаками, нарисованными по кругу. Стрелки показывали начало первого. Часы тоже слабо светились зеленым.

Сквира запустил маятник и закрыл дверцу. Осмотрелся.

Он был в огромном помещении, напоминающем галерею. Широкую, невероятно высокую, в несколько этажей, галерею. Под ногами лежало чистое ковровое покрытие, над головой выбрасывали в пространство мощный свет многочисленные лампы. Стены были стеклянными, и за ними виднелись ярко освещенные витрины, стеллажи, шкафы. В них — золото, серебро, платина, бриллианты, рубины, изумруды…

Сквира находился в ювелирном пассаже. Во всяком случае, так он представлял себе ювелирные пассажи в каком-нибудь Париже.

Несмотря на ночное время, здесь ходили люди. Их было мало — в ювелирных магазинах вообще не бывает большого числа посетителей. Какая-то девочка заметила появление человека из ниоткуда, стала что-то говорить маме, но та не обращала на нее внимания. Сквира прислушался, пытаясь понять, на каком языке говорит девочка, но та как раз замолчала.

— Пойдем, уже твой папа есть, на точно верное, ожидает нас, — четко произнесла мама. Все слова были украинскими. Но произнесены они были с каким-то непонятным акцентом. — Есть после полу н'oчи уже. Пора ужин иметь.

Эта фраза будто встряхнула капитана. Он вдруг понял, что с ним произошло, и его охватила паника, жуткая паника. Он заметался, мыча что-то нечленораздельное. Потом заметил напольные часы и немедленно полез обратно в ящик для маятника…

И выбрался в ночь. В холодный влажный воздух. В лужу. Над ним высилась полуразрушенная кирпичная стена иезуитского монастыря, упирающаяся в громадную белую луну.

Сквира тяжело дышал. Сердце колотилось. На лбу проступил холодный пот.

Он стоял в луже — в той, где утром были найдены лопата и совок Рыбаченко. Капитан не шевелился, хотя в его туфли медленно заливалась ледяная вода. Ветерок принес несколько листьев, и один из них затрепетал на брючине, а затем спланировал в лужу.

Сквира побрел через грязь, мимо груд разбитых кирпичей… Потом развернулся и, все больше ускоряясь, пошел обратно…

Он снова был в ювелирном пассаже. В тепле и чистоте, среди белого и желтого сияния. Мама с дочкой еще находились здесь. Женщина опять смотрела на витрину. Девочка опять смотрела на капитана. Но молчала.

Северин Мирославович, оставляя за собой грязные следы, пересек пассаж и неожиданно оказался в огромном, ярко освещенном пространстве. Огромном. Безграничном. Он остановился у перил, отделявших его от чего-то, что он сначала принял за обрыв. Он стоял на краю галереи, идущей по периметру этого немыслимого по размерам помещения. Над ним было два этажа, под ним — еще два, и все это накрывала стеклянная крыша, над которой висела низкая белая луна.

От открытого пространства в центре лучами расходились многочисленные проходы, по которым сновали люди. Внизу, на первом этаже, был каток, и там каталась небольшая компания — взрослые и дети. Между этажами двигались сияющие лифты и эскалаторы. Как в метро. Повсюду виднелись островки зелени, фонтаны, античные статуи…

Здесь было так красиво! Сквира, будто завороженный, глядел на эту роскошь. Он не верил своим глазам.

Какой-то прохожий случайно толкнул его.

— Из вины каюсь, — сказал он на ходу, и капитан вышел из оцепенения.

Он направился к одному из эскалаторов и наткнулся на что-то вроде карты. Рассмотрев ее, он понял, что это — просто магазин. Гигантский, невообразимый, но всего лишь магазин, где продается все — еда, игрушки, одежда, книги, электротовары, парфюмерия… Тут были свои рестораны и кафе, детская площадка, турбюро, кегельбан, тир и стоянка для машин…

Северин Мирославович поднялся на эскалаторе на пятый этаж, чтобы увидеть это чудо сверху. Там располагался кинотеатр. На десяток залов. И в каждом шел свой фильм… Немыслимо! Никогда нигде никто не мог додуматься до такого…

Сквира спустился обратно и обнаружил магазинчик — что-то вроде газетного киоска, — в котором можно было не спеша бродить среди стеллажей. На трех стендах в центре и, конечно, на полках вдоль стен были расставлены сотни журналов и газет. Может, тысячи. На первой же попавшейся на глаза газете значилась дата: «Пятница, 24 сентября 1982 г.»…

Большинство газет и журналов было на украинском. Со странными словами и оборотами, но это был, несомненно, украинский язык. На стеллаже с надписью «Местная пресса» лежали «Вечерний Володимир», «Часопис Володимира», «Володимирский хроникарь», «Ежедневный Володимир», «Володимирский курьер»…