Фред пошевелил затекшей ногой. Еще шесть остановок, еще всего лишь шесть остановок. Двери открылись на станции – плотная человеческая масса у двери тяжело качнулась и спрессовалась теснее, чтобы впустить еще троих. Где-то в гуще послышался слабый и беспомощный женский вскрик.

Пять остановок. Совсем рядом с Фредом жалобно заплакал ребенок, мать зло его одернула.

Четыре остановки.

Три.

Две.

Уже на следующей пасть раскаленного железного чудища разомкнется и выпустит пленников на свободу. Поезд остановился в туннеле. Минута, другая. Машинист невнятно просит сохранять спокойствие. Фред чувствует, как по спине капля за каплей бежит пот, руки холодеют, живот сводит судорогой. Машинист повторяет свою просьбу. Лоб сделался влажным от пота, злость заставляет губы Фреда мелко дрожать. Наконец поезд тронулся.

На нужной остановке Фред еле-еле протиснулся к выходу, при этом почувствовал, как ручка его дорогого кожаного портфеля надорвалась у основания. На станции резкий свет электрических ламп ударил по глазам, Фред почувствовал, что теряет самообладание.

На свежем воздухе ему стало немного легче, несмотря на то что на морозе дышать было очень тяжело: казалось, воздух превращается у основания носа в воду и совсем не проходит в легкие.

Быстро, стараясь ни о чем не думать, Фред дошел до подъезда и поднялся на свой этаж. Квартира встретила его угрюмым молчанием и отчетливо ощутимым после пребывания на свежем воздухе запахом колбасной кожуры. Переодевшись, Фред при свете одной дающей мало света лампочки наскоро приготовил себе ужин: достал из холодильника сваренные накануне сосиски, не разогревая, положил на хлеб и полил сверху кетчупом и майонезом.

Глава 5

Неделя на новой работе прошла незаметно: Фред не познакомился ближе ни с кем из своих новых коллег. Иногда, правда, он обменивался кивком с «близнецами», а Марина каждое утро удостаивала его раскатистым «здрасьте». Это «здрасьте» должно было означать, судя по всему, ее теплую симпатию к Фреду, потому что со всеми остальными она бывала подчеркнуто любезна и приветствовала не иначе как «добрый день» или «здравствуйте», после которого присовокупляла имя и отчество целиком. Как бы то ни было, Фред ее расположения не разделял.

Всю неделю он ходил хмурый и маялся от скуки: заказы если и приходили, то мелкие, незначительные, и Фред расправлялся с ними за час. На третий день ему так надоело вынужденное безделье, что он залез в интернет и начал просматривать сайты с предложениями временной работы в поисках какого-нибудь интересного заказа. Несколько предложений показались ему заманчивыми, но подать заявку на них он так и не решился: что-то останавливало в самый последний момент, когда палец зависал над клавишей «отправить», что-то похожее на неуверенность, неудовлетворенность.

Сидя в своем кабинете, Фред постоянно погружался в апатию: из-за того что нечем заняться, из-за того что за окном все серое и злое, что не с кем поговорить, потому что все заняты делом. Даже обед в общем кафетерии его не спасал: все ходили обедать парочками или небольшими группками, все были заняты своими разговорами. Конечно, удивительно, что на новичка не набросились с первого дня его появления, что не попытались свести с ним знакомство, как бывает с детьми, когда они приходят в новый класс или новую школу. Наверное, у взрослых все по-другому. Или дело в самом Фреде… Может быть, он своим видом отталкивает от себя людей, потому что не хочет с ними сближаться?

Очередной день подошел к концу. Фред устало глянул на календарь и в какой уже раз удивился, что сегодня четверг. Значит, завтра короткий день, только к чему эти короткие дни зимой, когда все равно ничем не хочется заниматься?

* * *

Фред раздраженно дернул с вешалки шарф и вышел за дверь. В голове одновременно с сонным дурманом, настойчиво не отпускавшим Фреда из своего плена, крутились беспокойные мысли. Пятница. Значит, впереди выходные. Почему-то в этот раз он подумал о приближающихся выходных с особой тоской. Это не первые его выходные в одиночестве после расставания с Наташей, но в этот раз он испытывал отвращение при мысли, что придется два дня просидеть дома, уставившись в монитор компьютера с игрой или в телевизор.

Дверь подъезда зловеще скрипнула. Солнце, которого ему не было видно сквозь опущенные плотные шторы, на мгновение ослепило Фреда. Это было редкое зимнее яркое солнце, такое, какое бывает только зимой, которое ослепительно сияет в невероятно летнем голубом небе. Ноги как-то сами собой выбрали неспешный прогулочный ритм; Фреду захотелось хоть на несколько минут прогнать из головы все мысли, исчезнуть из этого времени, где над ним тяготеет столько проблем и страхов, и погрузиться в свой внутренний мир, замкнуться в себе, сосредоточиться на ощущении беспричинного детского счастья. С этим, таким неожиданным радостным мгновением, совершенно не вязалась людская глупость, жестокость и беспомощность.

Проехала машина, и солнце весело запрыгало на кирпичной стене дома, отразившись от ее ветрового стекла. Фред почувствовал, как в носу защипало: он был готов заплакать от радости и умиления. Подумать только, один солнечный зайчик подарил затасканной повседневностью душе современного человека столько счастья!

Сегодня Фред не был готов расстаться с этим радостным ощущением: слишком долго его душа находилась в оцепенении от скуки и суеты. Он вспомнил, что если пройти несколько кварталов в северном направлении, то выйдешь к другой станции метро той же ветки. Наверняка большой беды не будет, если он придет сегодня на работу чуть позже.