Весь день Сиргай и еще несколько парней вместе провозились в грязи и отходах. «Впору на четвереньки становиться да хрюкать побасовитее — за хряков наверняка сойдем» — такие неказистые шутки хоть как-то позволяли мириться с действительностью. Если шутят мужики — значит есть еще в закромах дух отчаянный, живы еще, значит.

Всего во дворе и окрестностях насчитывалось едва ли пятьдесят вражеских воинов. Еще по приезду из любопытства спросил он у одного невольника, ратником служившего в прежней жизни, правда ли его подсчеты.

— Семьдесят два. — Хмуро отозвался заросший, похожий на медведя Рвач. — Стандартный уклад для захваченной территории. Половина — на патрулях, половина — на подмогу коли чего. Обосновались, гады, здесь знатно.

— Разве территория захваченная? Мы же в горах. — Удивился Сиргай, а затем добавил. — Мордварских горах.

— Оно-то так. Но Вронный Коготь, крепость эта, всегда в наших числилась. Как дозорная. Думаешь, почему она так сохранилась? За все тьма знает сколько лет неужели б не развалилась? Не-ет. Подновляли ее. Какой-никакой гарнизон стоял, дирикарский скорее всего. А сейчас хоть одного дирикарца видел? То-то…

Хороший был мужик… Да не выдержал однажды. Попытался на стражника напасть в сумерках, думал вырваться в потьмах. То ли стражник шибко чутким оказался, то ли оберег какой носил… На Рваче и места-то живого не осталось. Не стали его даже на костер пускать. В назидание остальным пленникам оставили на поживу воронью. Долго еще стая над головами кружила, оглашая округу хриплым карканьем.

Вечером того же дня случилось что-то непонятное, но архиважное для проклятых нелюдей. Сперва, только-только солнце коснулось острых пиков, прискакал взмыленный гонец с сообщением для главного. Высоченный скуластый мордвар аж сбледнул, как поговаривали работающие во дворе пленники, затем все же взял себя в руки и развернул бурную деятельность. Отпущенных было почивать работяг вновь выгнали на стужу, для острастки наградив самых пручающихся плетьми. Надавали указаний, хвативших бы и на неделю работы, да и сами забегали, словно в одно место ужаленные.

— Чай начальство какое на проверку едет. — Высказался в перерыве между тасканием дров Шрот.

Сиргай нахмурился. Ему, уставшему еще днем, на то, чтобы размышлять о причинах внезапной активности мордвар, сил не нашлось. А сейчас вдруг осенило, что над Гнусом, как прозвали начальника замка меж собой работяги, еще кто повыше мог стоять.

— Посмотрим. — Прищурился парень и молча стал накладывать себе охапку.

Секундой спустя его примеру последовал и бывший пекарь, напоследок тяжко вздохнув да проворчав что-то нелицеприятное про нелюдей окаянных.

Путников принимали уже глубокой ночью. Факелов по такому случаю не тушили, как обычно, даже наоборот — понаставили так, что каждый закоулок мерцал неровным желтоватым светом.

Первыми в приглашающе распахнутые ворота влетели двое всадников на черных, как уголь лошадях. Не останавливаясь, проскакали мимо бараков за замковую стену и тут же скрылись в цитадели, пожелав слушать доклад главного уже внутри. Дальше потянулись вереницей разномастное воинство. Потрепало их где-то видимо. На некоторых лошадях сидело по двое всадников. Другие — и вовсе пешие, да еще и с носилками в руках.

— А ну свалите, крысиное отродье! — Один из часовых замахнулся батогом на столпившихся у входа в барак мужиков, заинтересованно вытягивающих шеи в попытках рассмотреть, что творится снаружи. — Ишь, любопытные!

Двери с грохотом закрылись, разом лишая помещение даже скудного света. Сиргай наощупь добрался до своей лежанки, но к делу не приступал. Ждал пока не установится слаженный храп. Сородичам по несчастью парень не доверял. Делить хлеб и кров — это одно, но кто знает в какой момент соплеменник решит выдать тебя да хоть за дополнительную краюху? Не-ет. Шанс только один. Делить его еще с кем-то — значит удачу иметь ровно вполовину меньше.

Вопреки ожиданиям, привычное сопение в бараке не установилось. Даже наоборот. В противоположном углу слышалось какое-то копошение, тихие переговоры. Продолжалось это еще с добрый час, а затем в конце концов темнота откликнулась густым басом:

— Паря, айда наружу выбираться. За…ался я здесь этой гнили толчки чистить. Сваливать надобно.

— Да ты, Дорга, никак совсем умом рехнулся. — Сипло прокаркали откуда-то сбоку. — Али жить надоело?

— Не ропчи, Седой. Думаешь, только сейчас мне это в голову втемяшилось? Мы с парнями план давненько скумекали. Камнями да палицами немного запаслись. Людей только надобно поболее — тогда одолеем мразь зловонную.

— Гурьбой на смерть верную кинемся? Ты что ли в первых рядах будешь? — продолжал насмешки Седой.

— А на кого бросаться? — Хмыкнул новый голос чуть осторонь. — Лютик, ты давно часовых слыхал?

У самой двери послышалась возня, а затем тихий мальчишеский голос откликнулся:

— Странно, а и правда давно патрули не ходили.

— Да потому, что некому. — Хохотнула темнота. — Блюют в кустах, поди, наши стражники. Не до охороны им.

— Корня рвотного мы им в чан подкинули, покудова все бегали словно жареным петухом ужаленные. — Объяснил басок. — Оклемаются только к утру. Жаль на большее запасов не хватило. Ну дак что, паря? Выборем воленьку, али сгноимся здесь как скотина безмозглая?