Оксфордский словарь [16] определяет карьеру как «занятие, выбранное на продолжительный период жизни человека, предоставляющее возможности прогрессирования». Иногда оно используется для обозначения занятия, требующего специального образования, например «карьера юриста», и в таком случае обозначает всю последовательность работ, через которую профессионал проходит в течение многих лет практики. В Вебстеровском словаре [17] можно найти определение слова career как «область последовательно прогрессирующих достижений, особенно в общественной, профессиональной или деловой жизни», а также «профессия, для которой человек учится и которую выбирает как постоянное призвание».

Этимологически [18] этот термин происходит от средневекового (датированного XVI веком) французского слова carrier, означающего «дорогу». Оно восходит корнями к более древнему латинскому сararia – колее или достаточно удобному пути для колес – и является производным от carrus – повозки.

В современном значении слово вошло в широкое употребление в постиндустриальном обществе середины XX века, когда развитие технологий, укрупнение и глобализация бизнеса потребовали большего количества уровней и разнообразия профессий образованных сотрудников. Отсюда появилась и тенденция самому выбирать последовательность работ, то есть брать под контроль планирование и построение своей карьеры.

Так откуда же взялось негативное толкование слова, фактически обозначающего просто жизненный путь, у жителей бывшего СССР? Дело в том, что собственно карьеры у советского человека не было. Партия и руководство выбирали, на какие стройки века, поднятие целины или региональные производства отправлять нужных специалистов. Человеческие таланты и способности преимущественно распределялись, как и другие ресурсы, Госпланом и другими государственными органами в соответствии с нуждами народного хозяйства и общественной пользой. Хотя отдельные попытки избежать навязанного места работы нередко увенчивались успехом, в целом проявление свободной воли в определении собственной судьбы было весьма нежелательным.

А потому в Советском Союзе не было карьеры в западном понимании этого слова, зато были карьеристы, летуны и прочие отрицательные персонажи, пытавшиеся пробиваться самостоятельно и изменять навязанный ход событий. На помощь была призвана идеология, проводимая через произведения кинематографа и литературы, где такие персонажи традиционно представлялись как увлеченные идеей повышения в ущерб непосредственно делу. Эти беспринципные и наглые люди строили карьеру, им были безразличны их обязанности и результаты, главное – выслужиться. И конечно, в конце такие типажи неизменно проигрывали простоватому, но честному герою: настоящие профессионалы делали свое дело, не ожидая награды.

Нельзя сказать, чтобы интеллигентная часть общества боролась за право участвовать в управлении. Карьерное продвижение в большинстве областей было тесно связано с активной поддержкой советских идеалов, участием в пропаганде коммунистических взглядов и нередко – членством в партии или комсомоле. Более того, за исключением нескольких областей, требовавших меритократии (преимущественно техническо-инженерных профессий, точных академических наук и медицины), сам процесс выбора и повышения кандидатов редко определялся непосредственными достижениями. В отсутствие бизнес-конкуренции при плановой экономике везде, где возможности получения единого ответа – работает или не работает, больше делает или меньше – отсутствовали, выбор делался на основе отношений с начальством и идеологическим отделом. Как следствие, немалая часть критически настроенной интеллигенции, в том числе и творческой, не желая ханжествовать, выработала стойкое неприятие самого процесса построения карьеры. Отсюда и четкое предпочтение, вплоть до романтизации, точных наук, программирования и естественнонаучных исследований, а также подозрительное отношение ко всему связанному с управлением.

Времена изменились, но российская школа руководства по-прежнему во многом отстает от западной: отсутствуют традиции менторства, инвестиций в профессиональный рост сотрудников и планирования карьеры. Не случайно многие читатели замечали, что и в бизнесе «карьерный рост» у российского персонала означает исключительно рост личных доходов, без связи с большей степенью ответственности или сложностью задач. Профессиональный рост в такой ситуации теряет элементы самовыражения и самосовершенствования, возможности предпринимательства – в малом бизнесе или внутри крупных структур, – создания ценности и обучения преемников. Он сводится к повышению уровня потребления, что, в свою очередь, делает его еще более легким и справедливым объектом критики.

Западные компании держат в России преимущественно отделы продаж и их поддержки. Как следствие, возможности роста в них часто ограничены соответствующими дисциплинами, тогда как ключевые решения об инвестициях, продуктовой стратегии или слияниях компаний принимаются в штаб-квартирах. Более того, поколение старших руководителей российских филиалов, за редким исключением, имело очень ограниченную возможность изучать управление, годами работая с более опытными коллегами. Руководство людьми, в том числе их мотивация и создание условий для их развития, – это «цеховая» дисциплина, требующая менторов и тренеров, которых лишено было первое поколение, вставшее у руля компаний нового типа.

Российские же компании, в свою очередь, нередко продолжают традиции более авторитарного, а то и непотичного руководства, сложившегося еще в советские времена.

Эта книга не ставит своей задачей ни исследование причин негативного восприятия слова «карьера» в России, ни его полную реабилитацию. Но тем, кто выбирает путь профессионального роста в условиях традиционного русскоязычного окружения, стоит быть готовым к тому, что родственники и знакомые не поймут и не разделят их приоритеты. Все решают эту проблему по-разному. Кто-то продолжает объяснять свои действия, кто-то ограничивает круг общения, кто-то постоянно испытывает душевный дискомфорт.