Шрифт:
— Что!? Что вы ещё натворили?!
— У моей пациентки многочисленные гематомы, упадок сил из-за повреждения проток и растяжение локтя, поэтому такое обращение…
Ответом ему был ещё один посыл.
— Как вы могли?! Как вы посмели решиться на такое?!
— Простите… простите…
Борис, с яростью трясущий её за плечи, заметил глубокие царапины у неё на шее, с треском разорвал на ней рубашку и, увидев кровоподтёк, застыл. Лицо его было страшно. Он наклонился над ней.
— Что ещё с вами сделали?
Его расширенные глаза втянули Ангелину в свой чёрный омут, и перед её мысленным взором, извлекаемые из памяти, как в калейдоскопе, замелькали картины пережитого.
Когда она очнулась, Денис налаживал над ней рамку Солара, она была укрыта одеялом, а Борис лежал на соседней кушетке с закатанным рукавом.
— Думал, он из тебя душу вытрясет, — прошептал, искоса поглядывая на врача, Денис. — Я уже собирался его вырубить. Совсем обезумел старик.
— Он не старик, — устало вздохнула Ангелина, а Денис постучал себя по сердцу и многозначительно покачал головой. А Гелька вдруг вспомнила кое-что и, приподнявшись, обеспокоенно позвала:
— Борис Витальевич…
Он повернул к ней своё усталое лицо.
— Мои ключи… Белый их забрал.
— Да, я видел. Сейчас вашу квартиру охраняют, а завтра сменят замок. Не волнуйтесь ни о чём. Родителям вашим Денис поставил "защиту". Я обнаружил вашу пропажу именно в их компании и мне пришлось вызвать для этого Дениса, а самому…
Гелька сконфуженно потупилась.
— Извините.
— Вы проявили большое мужество и ещё большее безрассудство и опять чудом спаслись.
— А что будет с Янкой?
— Из лап Белого вы её вырвали, но опасность для неё меньше не стала. Скорее всего, вашу подругу временно придётся изолировать и объясниться с её родителями, как я объяснился с вашими…
— Что вы им сказали? — испуганно спросила Ангелина.
— Что их дочь больше не принадлежит только им, — резко ответил Борис.
— Вы сердитесь на меня?
Борис помолчал, а потом сказал:
— Вас тоже придётся изолировать. Сейчас самая большая опасность угрожает именно вам. Я пока в тени, Егор — недоступен, Сергея Петровича вам удалось не выдать, а вы — под ударом. Вы сунули палку в осиное гнездо, обезвредили ближайших сообщников Белого (от чего они, однако, не перестали быть бандитами), а его самого чуть не прикончили!
— Жаль, что я не догадалась интроспектировать его тогда, когда он валялся в пылюке!
— И что это бы вам дало? — язвительно отозвался Борис. — Вы бы не отправились грабить банк под видом Белого, не так ли?
Теперь промолчала Гелька.
— А который вообще час? — обеспокоенно повернулась она к Денису, усевшемуся за компьютер.
— Половина двенадцатого.
— Ого! Мне пора домой! — завертела девочка головой от одного врача к другому.
— Вы ещё не поняли? У вас нет дома!
— А как же… а как же родители? — голос Ангелины зазвенел.
— Вам стоило о них подумать до того, как пускаться в рискованную авантюру!
Гелька откинула рамку и села.
— Я их одних не оставлю! Они в опасности!
— Именно на это станет рассчитывать Белый, когда захочет вас поймать.
— Плевать! Я с ним сражалась, сражусь ещё раз.
— Теперь всё будет по-другому. Скорее всего, он уничтожит вас сразу после того, как использует. — Борис тоже сел на кушетке и нервно одёрнул рукав.
— Они не сидят дома, они ходят на работу — их просто не смогут защитить! — отчаивалась Ангелина.
— И вы не сможете, — Полетаев был холоден.
— Что же делать? — она обращалась к нему, как к последней инстанции, с безумной надеждой ожидая, что вот сейчас он скажет слово, и всё встанет на свои места. Но Борис молчал и её надежда таяла. Ангелина обхватила голову руками, а потом вскочила.
— Вы же знаете, что я всё равно буду с ними!
Борис тоже встал.
— Да, я знаю. Поэтому, — он взял её за плечи и заглянул в глаза, — вы будете спать.
Глава 27
— Твой кабинет, Борис, превратился в филиал Штаб-квартиры: так не годится — тебя засекут.
— Найди более удобное место, — отозвался тот. — Ты же знаешь, что последнее время нам приходится собираться по горячему вот из-за этой особы. Он кивнул на кушетку, на которой спала Ангелина. Что-то было в его взгляде ещё, что-то, что не выдавали его слова. Он перевёл взгляд на Егора, и тот понял — это была тоска.