— Кто у телефона? Это вы, Чан? — словно сквозь туман видел он одутловатое лицо Вирасурии, развернувшееся к нему в профиль. — Вирасурия. Можете ни о чем не беспокоиться. Передайте вашему хозяину, что его племянник у нас. Впрочем, насчет остального вы оказались правы. Этот молодой человек целиком во власти каких-то несвязных представлений… Да, к сожалению. Типичная паранойя. Знаете, лучше бы им занялись врачи. Я бы все же отправил его в клинику для… такого рода больных, ну, вы меня понимаете, — он спохватился, вспомнив, что Максим все еще рядом и сделал знак полицейскому вывести его за дверь. Прикрыв трубку ладонью, добавил. — Присмотрите за ним хорошенько.

Максима вывели в коридор и усадили на скамью. Он перестал возмущаться и присмирел. Спорить бессмысленно! Он сам постарался убедить полицию в том, что он душевно больной. Его маскарад плюс этот трюк с телефонным номером, а тут еще и висящее над ним обвинение в Польше. Полиция, это была западня. Не пошевелив и пальцем, дядюшка снова уложил его на обе лопатки.

Вирасурия, распахнув дверь, остановился на пороге своего кабинета.

— Должен сказать, вам еще повезло, мистер Шемейко. Ваш дядюшка против того, чтобы вас поместили в лечебницу. Он обещал мне присматривать за вами. И хотя это против правил, однако учитывая, с кем имеешь дело, я согласился вернуть вас на его виллу, при условии, что вы и носа оттуда не высунете. Вам ясно? — увидев, что Максим не собирается протестовать, он удовлетворенно кивнул головой. — Вижу, вы начали приходить в себя. Ну что ж, это обнадеживает. Постарайтесь поскорее выбросить из головы всю эту чертовщину и больше не огорчайте вашего дядюшку, — затем он что-то бросил на своем языке полицейскому, и тот подтолкнул Максима к выходу.

Тем не менее, обратно его снова везли в наручниках, очевидно, по указанию Вирасурии. С угрюмым спокойствием смотрел он на приближающийся берег, черепичную крышу дядюшкиного коттеджа и деревянный пирс, на краю которого стоял Чан, готовясь закрепить канат.

Полицейские поддержали его снизу, а Чан подстраховал сверху, пока он взбирался по трапу. Спустя какое-то время Максим хладнокровно воспринимал поражение, надеясь лишь на то, что по пути ему не придется столкнуться с Ашей. Ему не хотелось, чтобы она его увидела в сопровождении полицейских.

Они отвели его в комнату Чана на первом этаже, и только здесь освободили от наручников. Чан потребовал, чтобы их оставили наедине. Полицейские вышли, он плотно прикрыл за ними дверь.

— Итак, вы меня не послушались.

— Мне вам нечего сказать, — испытывая к нему глубокую неприязнь, ответил Максим.

— Зато у меня к вам есть претензии.

— А мне на них наплевать. Сейчас ваша взяла, но не надейтесь в следующий раз схватить меня голыми руками.

— Посмотрим, — многообещающе заметил Чан.

Максим отвернулся, его рот вызывал у него такое же отвращение, как и его змеи.

— Я был прав, что не доверял вам. К счастью, мне удалось убедить мистера Пула принять дополнительные меры предосторожности. Он вписал в свой блокнот второй принадлежащий ему телефонный номер, как номер полиции, и держал его на видном месте, чтобы вы без труда смогли им воспользоваться. Вы думали, что перехитрили нас. Какая самоуверенность! Вам и не пришло в голову, что на вилле может быть две линии. Обе одновременно включаются наверху. Если ни я, ни ваш дядюшка этого не делали, то, следовательно, это могли сделать только вы. Едва зазвонил телефон, как я уже знал, кто звонит и с какой целью. Вы же в это время были убеждены, что разговариваете с полицией. Как вам мой сингальский акцент? Совершенно меняет голос, не правда ли?

— Когда я это понял, было уже слишком поздно.

— Вы поступили очень неразумно. Теперь я буду вынужден прибегнуть к крайнему средству, — сказал Чан, открывая аптечку и доставая оттуда посудину для кипячения шприцов.

На глазах у Максима он насадил иглу, резким движением надломил горлышко ампулы и всадил в нее шприц. Максим с возрастающей тревогой следил за его действиями.

— Будьте добры закатать рукав.

— Что?!

— Прошу вас, закатайте рукав, — повторил Чан терпеливо.

— А вы считаете, можно вот так взять и ввести человеку Бог знает что, не спросив даже, что он об этом думает?

— Вы правы, — Чан оставался невозмутим. — Я действительно об этом не спрашиваю, так как все равно уверен, что вы согласитесь.

— Наглости у вас хоть отбавляй!

— На вашем месте я бы не торопился с выводами.

— Вот как! Интересно, что же в этом шприце?

— Во всяком случае, не то, о чем вы подумали. (Он позволил себе утверждать, будто читает его мысли!). Это лишь успокоит вас на некоторое время… Вы готовы? — Чан сжимал двумя пальцами обращенный кверху шприц.

— Вы это серьезно?

— А разве похоже, чтобы я шутил? Послушайте, там, за дверью, остались полицейские. Для них вы не более чем сумасшедший. Если они заметят в вашем поведении малейший намек на агрессивность, вас немедленно упекут в «психушку», из которой вы едва ли когда-нибудь выйдете. Предпочитаете, чтобы я их позвал? Достаточно одного моего слова… Так что вы решили выбрать?

Максим ненавидел Чана тем сильнее, чем бессильнее был против его аргументов. Это чувство не покидало его до последней минуты, когда он услышал, как игла проколола его кожу. Он, полный жизни, отнюдь не слабый молодой человек целиком зависел от беспомощного дядюшки и старого Чана.