– Где же князь? – нервно спросила Анна.

– Велено ждать, княгиня, – пробормотал стольник, мучительно морща лоб.

Чтобы не смущать его еще сильнее, Анна стала обходить стол, пытаясь самостоятельно определить, на скольких человек он накрыт.

Все уже было расставлено: и рассолы с закусками, и острые приправы на горчичном зерне, и соль, и яблочный уксус в кувшинчиках, и моченый лук. Остро пахла квашеная капуста, а огурцы в чесночном рассоле да мелко нарубленная репа с тертым хреном вообще вышибали слезу. Середину стола занимали блюда с разнообразными пирогами – и подовыми, и пряжеными, и круглыми, и долгими, и даже треухими, – и все они, как знала Анна, были наполнены всевозможными начинками: горохом, грибами, рыбой, мясом. Белый каравай возвышался над ними подобно сторожевой башне. Переборов искушение отщипнуть пахучего хлеба или откусить пирожок, Анна отошла подальше, и очень вовремя, потому что за дверью послышались шаги многих ног и в трапезную, опережая всех, вошел отец, который сейчас воспринимался ею скорее как великий князь Ярослав Мудрый.

Оказалось, что сопровождала его не свита, а гридни, оставшиеся за порогом. В последнее время князь не ходил без охраны даже в своих покоях. Неужели опасался заговорщиков? При этой мысли обида на отца прошла, и Анне захотелось как-то поддержать его, ободрить. Он ведь был уже не молод, а теперь оставался в Киеве совсем один.

– Здравствуй, батюшка, – молвила она, делая шаг вперед.

Заметив это движение, отец раскрыл объятия. Анна прижалась к нему и ощутила под рубахой твердость кольчужных звеньев.

– Здравствуй, дочь, – сказал Ярослав, поцеловав ее в чело. – Сегодня у нас особый день. Вдвоем будем вечерять, только ты и я.

– Это какой-то праздник, о котором я забыла? – всполошилась Анна.

– Пришло время прощаться, – прозвучало в ответ. – Моя пичуга выросла. Пора выпускать ее из клетки на волю.

«В другую клетку?» – с горечью подумала Анна.

Она стояла молча и покорно, пока отец сообщал ей о сватах, отправленных в Германию. Потом, подняв глаза, тихо спросила:

– Это означает, что сваты воротились с согласием короля?

– Нет пока, – сказал Ярослав, медленно ковыляя к своему месту во главе стола. – Их кони сильно измучены. Заменили своих на германских, а те к нашим снегам не привыкшие. Но к полуночи будут. Меня уж упредили.

– Значит, стол для них накрыт? – догадалась Анна.

– Ты глухая? – прикрикнул отец и, увидев боль в ее глазах, тут же смягчил тон: – Я ведь сказал, что трапезничать будем вдвоем. Ты да я.

– Но…

Она с недоумением осмотрела стол.

– Я приказал накрыть на тринадцать человек, – усмехнулся в усы отец, успевший сесть и прислонить посох к креслу. – Отгадай, с чего бы это?

– Тайная вечеря? – предположила Анна. – Как Спаситель с апостолами?

Ярослав досадливо поморщился, но сдержался.

– Не поминай имя Господа всуе, – произнес он сухо. – Загадка проста, а ты даже подумать не хочешь.

– Не получается, – повинилась Анна. – Ничего в голову не приходит.

– Это оттого, что она у тебя девичья, – самодовольно сказал отец. – Вячеслав сразу бы догадался. Ну да ладно. – Он повел перед собой открытой ладонью. – Здесь как бы собралось все семейство наше. Никогда все вместе мы за столом не сиживали, и уж не суждено. – Сядь здесь. – Он властно похлопал по подлокотнику соседнего кресла. – Вот так. Вот видишь, теперь нас двое. А по правую руку от меня Илья покойный сидит, он третий. Считай дальше сама, Анна.

– Владимир, – принялась перечислять она.

– В Новгороде торчит со своей попадьей, – проскрипел отец. – Никакого проку от него.

– Святослав…

– Этот Черниговом правит, потомство плодит с принцессой Острийской. Молодец.

– Изяслав, – продолжала освоившаяся Анна.

– Изяслав на сестре поландского короля женат, за него я тоже спокоен.

– Всеволод…

– Всеволоду греческая царевна ребятишек рожает, – одобрительно покивал Ярослав. – И сам правильно живет, и младшего брата уму-разуму учит. Сколько лет Игорь у него в Коростени?

– Четвертый, – прикинула в уме Анна. – Или пятый…

– Уж и забыл, какой он. А ведь любимец мой был. – Ярослав вздохнул. – Теперь с Вячеславом останусь. Но недолго. Скоро и ему из родного гнезда вылетать. – Он ласково прикоснулся к дочери. – Думаешь, я не понимаю, каково тебе сейчас? Страшно ведь? Сестрам твоим поначалу тоже страшно было…

Анна с тревогой посмотрела на отца, глаза которого затуманились, словно он находился где-то далеко. Указывая пальцем на пустующие места за столом, Ярослав бормотал:

– Елизавета, королева норвегов… Анастасия, герцогиня угорская… Обе рыдали, в ногах у меня ползали. «Не прогоняй, батюшка, – передразнил Ярослав, – не прогоняй…» – Он засмеялся, запрокинув голову. – А нынче рады, дурехи. Теперь их обратно никакими калачами не заманишь. – Он строго взглянул на дочь. – Вот и ты такая же. Уедешь и забудешь.

– Что ты, батюшка! – Анна хотела было подняться с кресла, чтобы обнять отца, но вспомнила, как не любит он излишних проявлений нежности, и воздержалась. – Как же я тебя забуду? Ты родитель мой. – Она пересчитала взглядом спинки кресел, расставленных вокруг стола, и спросила: – А вон там место для матушки моей приготовлено?