В начале заседания, по заведенной традиции, Берлинский симфонический оркестр сыграл увертюру Бетховена к трагедии Гете «Эгмонт». Под заключительные аккорды музыки на трибуне театрально появился фюрер, и зал встретил его восторженным ревом: «Хайль!!!»

Как только смолкли последние возгласы восторга, Гитлер начал свое выступление. Сопровождал его фюрер заранее отрепетированными у себя на квартире перед зеркалом жестами рук, мимикой лица, интонациями голоса.

Стоя за трибуной и глядя в зал, фюрер доходил до истошного крика, с поднятыми вверх руками, сжатыми в кулаки, потрясая ими в тех местах своей речи, где выдвигал требования о передаче ему Судет. В других частях речи голос падал и руки опускались, пальцы судорожно вцеплялись трибуну, и Гитлер хриплым шепотом трагично произносил: «Вы не представляете, партайгеноссе, как преследуют наших братьев…» в местах речи о дискриминации фольксдойче. Фюрер останавливался, делал театральную трагическую паузу, и в зале становилось абсолютно тихо. И вдруг «неожиданно» у Гитлера на глазах, на виду у всех, наворачивались слезы, и он продолжал трагическим шепотом рассказывать о невыносимых условиях жизни немцев в Чехословакии. А затем неожиданно опять переходил на крик, вскидывая вновь вверх руки со сжатыми кулаками: «А иначе я не остановлюсь и перед военными действиями, как бы это ни было прискорбно!» Он замолкал на некоторое мгновение, затем уже тоном внушения продолжал: «Все европейские правительства должны понять, что лучше пойти мне навстречу, на уступки, так как это будет мое последние притязание на чью-либо территорию!»

Гитлер делал паузу, выжидал какое-то время и назидательным тоном, словно школьный наставник, продолжал: «А кроме того, вы, лидеры Запада, не какие-то безмозглые недоумки и вполне можете понять роль Германии как всесокрушающего волнолома, о который разобьется ужасный ледяной вал коммунистической заразы, способной испоганить Европу, превратить ее, обетованную и процветающую, в мертвую ледяную пустыню, уничтожить многовековую культуру в случае, если большевистская Россия придет на помощь Чехословакии. Этого вы, господа так называемы демократы, не должны допустить!»

Все это театральное действо фюрер, как крутившаяся на одном месте патефонная пластинка, излагал единомышленникам практически не меняя ни слова в своей речи. Только жонглирования фразами в течение более чем трех часов, все время посылая проклятия в сторону Чехословакии и обтекаемые намеки с нотками угроз – в направлении Англии и Франции.

Там же, в своей квартире в Мюнхене на Принца-регента-16, Гитлер заранее определил для себя, что его выступление будет адресовано не членам партии, а в первую очередь лидерам Запада и в какой-то степени – Чехословакии.

Фюрер в этом отношении тактически поступил верно, и его посыл был услышан Западом, чему еще послужило выступление нациста номер два, которое фюрер и Геринг заранее обсудили, да, собственно говоря, они оба его и подготовили.

Геринг вышел на трибуну сразу после фюрера и вцепился короткими толстыми пальцами в кольцах, в которых сверкали бриллианты, в ее края, оглядел зал и, как говорится, сразу взял в карьер!

– Малая доля Европы топчет и плюет на права семидесяти миллионной арийской расы. Это недопустимо, партайгеноссе, мы все как один должны встать на защиту наших угнетенных единокровных братьев! Не пожалеем своих жизней, но освободим их из чешского рабства.

Он замолчал, а зал взревел: «Хайль Гитлер!!!»

Геринг дождался, когда толпа утихнет, и продолжил с вопроса:

– А почему все это возможно? Да все просто, партайгеноссе, за этой недостойной ничтожной расой людоедов-чехов, порабощающих наш культурный народ, стоит поганая морда еврейского сатаны и, конечно, рука Москвы! Как в этом вопросе, вы прекрасно понимаете меня, можно обойтись без большевиков с их еврейским правительством! Мы и лично я, – Геринг самодовольно окинул взглядом зал и продолжил, – искоренили своих коммунистов, конечно, покончим и с русскими большевиками! Несмотря на то, что лягушатники и утренние поедатели овсянки там, за Ламаншем, заявили о военной поддержке чехов. И все же наш гениальный фюрер видит мирное сосуществование и с Англией, и с Францией, но мы не бросим судетских немцев на произвол судьбы! Германия сумеет защитить их! – под рев зала закончил свое выступление наци номер два.

После съезда Гитлер уединился в Бергхофе, ожидая реакции глав правительств Франции и Англии на его выступление в Мюнхене. И она не заставила себя ждать: в Судетах под руководством все того же Генлейна 30 сентября организованно начались волнения немецкого населения. В ответ на них на территории, где проживало большинство немцев, президент Бенеш объявил военное положение, что еще более накалило международную обстановку и на политическом горизонте замаячил призрак, но не коммунизма, а европейской войны. И уже на следующий день после выступления Гитлера на съезде нацистов премьер-министр Великобритании Чемберлен просит фюрера принять его, как выразился последний, «для предотвращения войны и во имя спасения мира на континенте», прислав канцлеру следующую телеграмму: «Так как в складывающейся обстановке нарастает негативная тенденция, желательно мне незамедлительно встретиться с Вами для поиска мирного разрешения этого сложного вопроса. При положительном вашем ответе вылетаю завтра, то есть 15 сентября. Невилл Чемберлен».

Гитлер, несмотря на то, что ему очень хотелось как можно скорее напасть на Чехословакию и полностью оккупировать ее, все же решил принять английского премьер-министра и тем самым показать мировому сообществу свое мнимое миролюбие. И по этому поводу высказался в своем ближайшем окружении: «Какая удача, словно Проведение послало мне такой щедрый подарок для того чтобы все правительства мировых держав видели, что я на все иду ради мирного решения Судетского кризиса!»

Надо отметить, что погода, а точнее, непогода во время встречи руководителей двух стран соответствовала создавшемуся политическому климату Европы.

Борт с так называемым «борцом за мир» из туманного Альбиона, который до этого случая ни разу не пользовался самолетом, с трудом приземлился в отвратительнейшую, практически нелетную, погоду в аэропорту Мюнхена. Измученный своим воздушным крещением Чемберлен с радостью пересел в спецпоезд Гитлера под кодовым названием «Америка». Удобно устроившись возле окна в мягком кресле в личном вагоне фюрера Чемберлен с удовольствием стал разглядывать окружающую местность.

Надо отметить, что Гитлер специально приказал посадить самолет премьера именно в Мюнхене, а затем доставить Чемберлена в Берхтесгаден по железной дороге, чтобы тот увидел стоящие на всех полустанках воинские эшелоны с боевой техникой и солдатами, специально заранее пригнанные к приезду премьер-министра Англии.