Шрифт:
Доктор стянул памперсы. Вот было бы забавно — в новый мир в памперсах!
Что ему надеть? Он и не думал об этом. Не думал о гардеробе для нового мира.
А какая, собственно, пиджачная разница? Надо надеть то, в чём будет удобнее гоняться за дичью. Только и всего. О тепле и имидже думать глупо.
Шапка, к примеру, ему ни к чему.
— У вас же должны быть какие-то служебные инструкции, Максим Алексеевич!.. — сказал он. — Вы их нарушаете, я уверен!
— Я должен защищать институт и исследования — и я делаю это и сию минуту, — отозвался с кухни Максим Алексеевич. — А о тайных инструкциях чиновники из Москвы не позаботились. Никто не принимал вас всерьёз. Что вы хотите ещё услышать? Если мой доктор, сказал я себе, создал то, что создать или открыть почти невозможно, то я рискну пойти за доктором и дальше. Ваше упрямство победило смерть, Владимир Анатольевич. Все — ваша бывшая жена, Министерство, президент Ельцин, ваши бывшие научные сотрудники, наконец, Светлана и Никита, считавшие, что вы находитесь в тупике, и я за компанию с ними, не говоря уж о Валере, которому дела нет до здешней науки, — ошиблись. А вы доказали, что упрямство настоящего учёного, или упорство, не понимаю разницы, сильнее временной правоты тех, кто торопится жить. Смерти я не боюсь. Я боюсь одиночества. И той старости, в которой буду никому не нужен. То, что я вчера говорил… правда наполовину. Я был пьян. Так что я, с вашего позволения, лучше уж буду с вами, чем против вас.
— Новые люди понятия не будут иметь, что такое выпивка, — сказал Владимир Анатольевич, застёгивая на джинсах ремень.
И подумал, надевая на пуловер пиджак (ради карманов): новый мир начинается с друзей, с союзников, а не с врагов.
— Я оделся, — сказал доктор. — Идёмте, дорогие мои.
Максим Алексеевич и Люба пропустили его. Он вышел первым. Закрыть квартиру? Зачем?
— Люба, не закрывай.
— Я и не собиралась.
— Может, вам надеть пальто, Любовь Михайловна? — сказал Максим.
— Новые люди не чувствуют холода.
— Вы же ещё не решили.
— Запах, — сказал Владимир Анатольевич. На лестнице стоял сладковатый дух. «Решать уже не надо. Всё уже произошло. Но как? Никита?» — Может, я и ошибаюсь.
— Запах, — сказала Люба. — Это пентаксин.
— Из моей квартиры какао пахнет, — сказал труповоз. — Дверь у меня открыта. А вы не заперли подвал?
— Там же Никита дежурит.
— Понедельник — день тяжёлый, — сказал Максим Алексеевич. — А уж для Никиты…
— Давайте потише, — шёпотом сказал доктор, открывая подвальную дверь.
— Хотите, я пойду первым? — шепнул ему труповоз.
— Нет.
Коридор был пуст, был освещён. Из лаборатории донёсся какой-то приглушённый звук. Будто палкой швабры стукнули о металл. Никита. Сладкий запах тут был сильнее, чем на лестнице.
Доктор приложил палец к пульту. Быстро вошёл в кабинет. Люба и Максим вошли следом. Владимир Анатольевич потянул шнур жалюзи у стекла. Сел в кресло. Никита, опрокинутое ведро, мокрый контейнер, лужа. «5,00 %». Всё. Они все инфицированы.
«И разговор с Любой не нужен. А она ведь приготовилась сдаться. Пальто-то не надела, Максим точно заметил».
Он помахал рукой Никите.
Доктор улыбался — и не мог сдержать улыбку.
Никита уже вот-вот умрёт. Бледный. Такой же быстрый, как товарищ старший прапорщик. Надо закрыть дверь. Владимир Анатольевич рукой отстранил Максима Алексеевича, заблокировал с пульта дверь.
— Всё, — сказала Люба.
— Это случилось, Владимир Анатольевич? — спросил Максим.
Владимир Анатольевич кивнул. Сев за стол, включил компьютер. Достал из пиджака дискету, диктофон. На диктофоне нашёл начало записи, отключил микрофон, поставил аппарат на стирание.
— От заражения дверь нас не спасёт, — сказал Владимир Анатольевич. — Но — от него… Мы инфицировались на лестнице. Или в квартире. Похмельный лаборант выпустил джинна из бутылки.
Все инфицированы, подумал он. Весь институт, и вся Луговая. И снег, мокрый снег, и ветерок в сторону Туры… Минута-другая, и пентавирусы поплывут по реке.
Он повернулся к Любе, поднял к ней голову. Она молчала. Но посмотрела на него. «У влюблённых нет прошлого, у них одно настоящее». Теперь прошлого у них и вправду не будет. Ни у кого его не будет. И все станут влюблёнными и счастливыми.
Пусть всегда будет солнце, Пусть всегда будет небо, Пусть всегда будет мама, Пусть всегда буду я.«О чём люди мечтали? Вот оно. Все будут всегда.