Показательна в этом отношении противоречивость и конфликтность практик политической памяти, характерных для ряда постсоветских государств. В некоторых бывших союзных республиках это стимулировало возникновение острых культурных расколов, практик фашизации общества и этнического геноцида. Источником культурных конфликтов может быть нарушение баланса синхронизирующей и диахронной функции режима политического времени в процессе социального конструирования политической идентичности, что блокирует процесс политической эволюции. Примером может служить появление «семантических дыр» (потенциала конфликтогенности) в эволюции российской политической культуры, в результате радикальной деконструкции структур советской политической памяти, что блокирует процесс конструирования будущего из настоящего, лишенного структурного «сцепления» с событиями недавнего прошлого.

Этнизация «политического насилия, вынесенная за горизонт исторического времени и представленная как абсолютное мифическое или теологическое событие «становления нации», становится способом деконструкции структур советской политической памяти. В основе подобных символических практик лежит процедура семантического отождествления насильственных событий «далекого» и «недавнего прошлого» (жертв этнических предков во имя «Родины», коммунистического и нацистского насилия, «ассимиляторской политики» «власти советов») для конструирования сюжетов будущего «вхождения» в пространство социальной памяти «демократической толерантности и согласия». Подобная символическая реконструкция политических ожиданий, на первый взгляд, может привести к оформлению структур национальной, европейской идентичности, как это прослеживается в некоторых сегментах постсоциалистического пространства.

Вместе с тем, в России этнизация событий политической памяти при структуризации политических ожиданий не привела к конституированию национальной памяти, а воспроизвела противоречия в сюжетах политического времени и породила политические расколы в идентичностях. В относительно автономных и неоднородных этнически политических пространствах подобная темпорализация этничности, пользуясь метафорой языка информатики, не порождает «интерфейса», состояния совместимости программ политической памяти. Стремление использовать темпоральное программирование региональной политической идентичности на основе типизации событий этнического насилия в качестве символического ресурса национальной идентификации становится препятствием для конституирования национальной политической памяти. Возникающая при этом символизация мифического обоснования враждебности в процессе политической легитимации всегда трансформируется в насильственные действия 36 .

Вынесение за скобки событийного ряда политической памяти, характерных для модернизирующихся обществ (составляющих важное звено конституирования любой национальной памяти в силу «исключительности» символических образцов жертвенности), при отсутствии успешного конструирования события «новой революции», неизбежно сужает перформативные возможности культурных интерпретаций, «политических сюжетов» ритмической организации политического пространства и времени. Поэтому без адекватной стратегии темпорализации политических событий всегда присутствует риск оформления вместо «социально ожидаемых длительностей» (П. Штомпка) сужения политических сценариев настоящего и, соответственно, горизонтов политического планирования. В связи с чем дискуссии о «советском», его месте и роли в политической культуре России, присутствие (отсутствие) структур политической советской памяти в политической памяти постсоветских поколений – это не только последствия борьбы элит за социальное доминирование, а симптом перформативных процессов в мифо-ритуальном пространстве политической памяти с отнюдь не предсказуемыми последствиями. Порожденные в ходе политических реформ мифологии о «похоронах советского», препятствуют проектированию будущего из недавнего прошлого, вместо понимания многослойности символического пространства и рисков погружения в «мифическое безвременье».

Показателен пример современной Украины, где попытка «победить» семантическую неукоренность в историческом времени, преодолеть кризис семантики «несостоявшееся государство» и стремление создать собственную «европейскую» историю, на практике привело к тотальной мифологизации политической памяти. События модернизации и героические фигуры творцов Российской империи и Советского Союза подверглись тотальной семантической деконструкции, а на смену им пришли мифическая память, организованная вокруг символических «прародителей» «галицийских фратрий». Произошла редукция структур социальной памяти, вместо «европейского времени» как «времени вперед», пришла мифическая ритуализация – «кто не скачет – тот москаль», убившая структурирование событий настоящего из недавнего прошлого. Локальная этническая мифология повседневности стала «вечностью» и источником, побуждающим к «кровно-родственной» мести, осуществляемой с помощью систем залпового огня. Подобное структурирование политических ожиданий не могло не породить конфликт структур памяти поколений и этнизации политических конфликтов внутри Украины, втягивание в этот процесс политических акторов соседних геополитических пространств и институтов их символической политики.

Качество коммуникативного, солидарного эффекта многообразных практик символической политики в значительной мере зависит от коммуникативных структур политической памяти, возникающих в процессе реализации символической политики по конструированию темпоральных горизонтов коллективного взаимодействия. Без синхронизации усилий элит по восстановлению и социальному конструированию системной истории с перформативными практиками повседневности любые «национальные проекты» и поиски жизненных идеологий способны в лучшем случае обеспечить кратковременное поддержание адаптивного процесса. Очевидно, что исследование темпоральных режимов политической действительности в таком диахронном политическом пространстве, как Россия, с целью их синхронизации в рамках системной истории может стать теоретической предпосылкой планирования более эффективных практик публичной политики и управления политическими конфликтами.

Нынешние коммуникативные сбои, возникающие при реализации национальных проектов, характерные для современного российского общества, в значительной степени предопределены одномерностью и «семантической бедностью» символической политики, политики памяти и политики идентичности, по типизации политических событий прошлого и конструирования общенационального горизонта смысла. Отсутствие фонового знания у политических акторов вообще и политико-административных элит в частности предопределяет высокую произвольность в конструировании политического будущего из бюрократической повседневности, что стимулирует политическую коррупцию и придает модернизационному процессу симулятивный характер.

Обозначенные методологические возможности исследования культурных измерений социальных конфликтов оставляют непроясненными в теоретическом плане вопросы, связанные с концептуальной совместимостью социально-конструктивистских и более традиционных версий природы «культурных конфликтов». Отдельную проблему составляет исследование «символических фигур» социального пространства в условиях глобализирующегося мира, когда меняется характер воспроизводства «политического», а сетевые коммуникации ведут к дефрагментации национальной памяти и ее легитимаций. Не менее проблемная область – исследование способов символического конструирования социальной власти и новой мифологии современными символическими элитами, презентирующими себя в масс-медиа, поскольку в современном мире символическая власть сконцентрирована в значительной степени в этом сегменте культурных коммуникаций.