Звали его Петр Николаевич Краснов. В прошлом генерал Императорской Армии и Атаман Всевеликого Войска Донского, сейчас он тихо и скромно жил в эмиграции, щедро тратя и даря всем желающим то самое свое единственное богатство, которое увез из России – свои мысли и свою жизнь. Тяга к литературе проявилась у него еще в юношестве – кто мог знать, что для профессионального военного, генерала с блестящей карьерой и как нельзя лучше подходящими корнями однажды она станет единственным источником к существованию?! Вот уж ирония судьбы, а однако, ничего не поделаешь. Да и чего горевать – горюют пусть те, чьи воспоминания дурны и некрасивы, а красоте случившегося с ним можно только позавидовать.

Отогнав от себя таким образом дурные мысли о старости, он лихо – как в прежние времена – закрутил усы и направился уже обратно за письменный стол, как вдруг в дверь постучали. Почтальон принес телеграмму. В ней кто– то из старых эмигрантов первой волны сообщал Петру Николаевичу, что Гитлер начал войну с СССР.

В невероятном нервном возбуждении и воодушевлении атаман вернулся за стол и смял набросок статьи, над которой корпел с самого утра. На чистом листе стал он быстро писать новый текст, который счел более важным и актуальным в свете сложившейся ситуации. Вот – одна за другой стали появляться слова для новой статьи… Теперь – он это чувствует – жизнь его сильно изменится. Она никогда больше не будет прежней. Он рад этому – слишком долго он затухал в маленькой парижской квартирке. Он заслужил эту перемену и потому такими жесткими и яростными словами пишет о ней:

«Я прошу передать всем казакам, что эта война не против России, но против коммунистов, жидов и их приспешников, торгующих Русской кровью. Да поможет Господь немецкому оружию и Гитлеру! Пусть совершат они то, что сделали для Пруссии Русские и Император Александр I в 1813 г.»3

1943 год, Берлин

Война разворачивалась на восточном направлении стремительно. Западные наблюдатели готовились к падению крупнейшего бастиона на территории Европы на протяжении уже многих веков. То, что не удавалось Наполеону, Бисмарку и кайзеру Вильгельму, не сегодня – завтра могло получиться у Гитлера. Первые недели войны отступление советских войск было перманентным. Сказывалось все – неготовность страны к войне, вызванная заключением предательских соглашений о разделе Европы между Гитлером и Сталиным; кадровые чистки и репрессии в высшем командном составе РККА накануне начала боевых действий; общая расхлябанность и недисциплинированность, вызывающие шок у педантичных немцев; и главное – позиция командования. Сталин заперся на ближней даче в Кунцево и никого не принимал – к войне он явно был не готов, а показать свою слабость боялся. В такой обстановке Ставка и отдельные военачальники не могли скоординировать свои действия. За время, отведенное им на принятие решений, регулярные части оставляли город за городом, а неприятель продвигался вглубь страны все дальше.

Гитлер планировал отвести на прохождение до Москвы несколько недель, но погорячился. Однако же, уже к зиме 1941 года немецкие войска стояли под Москвой. Небольшое сражение у Волоколамского шоссе заставило немцев задуматься – если 28 героев– защитников подступов к столице ведут себя так отчаянно, то что же будет, подойди они ближе? Дополнительным актом деморализации войск фюрера стало проведение 7 ноября 1941 года парада на Красной площади, прямо с которого армия отправлялась к линии фронта, пролегавшей уже совсем недалеко под Москвой. И эта, уже сталинская, хитрость возымела определенное действие – враг был обескуражен, что позволило отбить столицу от его массированной атаки.

Потом был Курск, существенно изменивший ход войны, и, конечно же, Сталинград. Говорить о проигрыше или о радикальном отступлении по всем фронтам, конечно, было рано. Но уже тогда фюрер задумался о привлечении дополнительных сил, которых вермахту, явно изнуренному тяжелыми зимними сражениями, явно не хватало. Забирать войска с оккупированных территорий в Европе и направлять их на фронт значило бы в глазах европейцев сигнал о бедствии. Могли начаться выступления сил Сопротивления – в этом Гитлер убедился после убийства в 1942 году бывшего руководителя СД, а ныне протектора Чехословакии (Богемии и Моравии) Гейдриха. В 1943 году последовало покушение на гауляйтера Украины Коха. Все это говорило о том, что, убери он сейчас хотя бы часть войск с территорий протекторатов и гау, завтра заполыхает вся Европа, и тогда придется либо пересматривать итоги трехлетней войны, либо вообще сдавать позиции. Жизненно необходима была свежая кровь…

– Лучше всего, – сказал в эти дни фюрер своему литературном секретарю Генри Пиккеру, – разложить Россию и ее сопротивление изнутри. Отыскать в ней внутреннего врага и вступить с ним в коалицию.

– Не думаю, что для этого надо ходить так далеко, – отвечал Пиккер. – Я, как писатель, знаю в Париже одного человека, который не только русский по национальности, но и согласится воевать против Советов с оружием в руках. Согласится сам и соберет нужное нам войско. Только надо его убедить…

– Кто он такой?

– Бывший царский генерал, Петр Краснов.

– А причем тут литература?

– Он неплохой писатель и давно стоит на нашей стороне. Пригодится и как военачальник, и как агитатор. Практически бесценный человек. Вот только как уговорить…

– Если он бывший генерал, значит, принимал участие в войне 1914 года, так?

– Так, мой фюрер.

– И живет в Париже, где проживает другой герой той же войны. Думаю, они сумеют договориться между собой.

Париж, неделю спустя

Маршал Анри Петен был таким же героем Великой Войны, как и генерал Краснов, и потому рассчитывал на то, что найти общий язык со своим русскоязычным коллегой ему удастся сравнительно легко. Ныне он был формальным главой французского государства – Четвертой республики – при протекторате гитлеровцев, к которым Краснов спервоначалу отнесся положительно. Теперь перед маршалом стояла задача своим авторитетом повлиять на атамана и окончательно перетянуть его на сторону вермахта. Если говорить поверхностно, Петр Николаевич был бы не против такого предложения. Но никто не мог ручаться за реакцию генерала, которая могла наступить, раскройся перед ним суть вопроса подробнее. Сегодня это и предстояло узнать Анри Филиппу Петену.