Приход к власти большевиков, конечно, внес серьезные коррективы в восприятие Франции в нашей стране. Ленинцы сполна заимствовали опыт революционного террора якобинцев и сделали Марата, Дантона, Сен-Жюста и Робеспьера своими героями. Что же касается более умеренных и трезвых персонажей французской революции, то они, по определению Ленина, всего лишь служили интересам буржуазии. Сталин, развивая мысль учителя, утверждал: «…Во Франции буржуазия использовала против феодализма известный закон об обязательном соответствии производственных отношений характеру производительных сил, низвергла феодальные производственные отношения, создала новые, буржуазные производственные отношения и привела эти производственные отношения в соответствие с характером производительных сил, выросших в недрах феодального строя».

Лозунги о свободе, равенстве и братстве, с точки зрения Ленина, Сталина и их последователей, служили лишь прикрытием, дымовой завесой для французских буржуа. На протяжении всего существования советской власти упомянутые оценки не менялись, и Франция оставалась, по сути, антагонистическим СССР империалистическим государством. Французы в свою очередь воспринимали коммунистический Советский Союз как тюрьму народов и потенциальную угрозу. Вместе с тем именно Франция приютила у себя половину из 900 тысяч русских эмигрантов, покинувших Родину после 1917 года.

Да и в Советской России, невзирая на все ее идеологические и политические противоречия с империалистической Францией, привязанность к этой стране, как это ни парадоксально, никуда не делась. В 1950–1960-х годах, в период наших с Наташей детства и юности, Франция оставалась весьма популярной страной. Затюканная убогой совдеповской действительностью с ее тотальным товарным дефицитом и кастрированной общественно-политической жизнью, советская молодежь боготворила экономические достижения и массовую культуру Запада. При этом Франция обладала в глазах нашего поколения особой изюминкой.

Увлекала классическая французская литература, полная романтики, тайн, приключений, отваги, благородства, удали. Волновали душу мушкетер д’Артаньян и граф Монте-Кристо, дерзкий Гаврош и прекрасная Эсмеральда. Книжные образы расцвечивались еще более яркими красками на киноэкране, благодаря таким «звездам», как Жан Маре, Жан Габен, Жерар Филипп, Бриджит Бардо, Ален Делон. А еще были упоительные развлекательные ленты с Фантомасом, Анжеликой, Луи де Фюнесом, Фернанделем и многими другими киногероями и исполнителями их ролей.

Покоряли юные сердца певцы – пронзительные Эдит Пиаф и Мирей Матье, романтичные Сальваторе Адамо, Далида, искрометный Джонни Холлидей, меланхоличный Ив Монтан, любвеобильный Шарль Азнавур.

Наташа уже в отрочестве приобщилась к французской живописи через Клуб юного искусствоведа (КЮИ) при Музее изобразительных искусств им. Пушкина в Москве. С тех пор, кстати, великолепно разбиралась в различных художественных школах.

Завораживали нас фотографии шедевров французской архитектуры – Лувр, Версаль, замки в долине Луары, монастырь на горе Мон-Сен-Мишель. Привлекали и более приземленные достижения французской цивилизации. В шестилетнем возрасте бабушка привезла Наташу из Баку в Москву к родителям. Наташа наслаждалась ароматом, исходившим от миниатюрного флакончика маминых духов «Фамм» (Rochas Femme), и потихоньку душилась сама. Потом полюбила (и на всю жизнь) пахучие французские сыры. А я с любопытством рассматривал в папином баре необычную бутылку французского ликера с грушей внутри. Вместе с взрослыми и сверстниками восторгались мы французскими модами – вычурной прической «Бабетта», изящными платьями, элегантной обувью.

Увлечению Францией не мешали и политические преграды. Президент де Голль взял курс на независимость от США и сближение с СССР, что, естественно, согревало сердца советских руководителей. Наша пропаганда нахваливала политику де Голля и преподносила Францию в благоприятном свете, не очень мешая советским гражданам приобщаться к достижениям французской цивилизации.

Не портило имидж Франции и эпическое произведение Л.Н. Толстого «Война и мир», которое штудировалось в школе. Под руководством учительницы литературы мы даже ставили спектакль о совете в Филях. Я играл Барклая де Толли. Все это было интересно, поднимало волну патриотических чувств, но не вызывало злобы к французам. Слишком давно случилась эта война, к тому же французы не вели себя в ней очень уж зверски. В довершение всего интервенты проиграли, они гибли от голода и холода, а потому вызывали скорее жалость, чем злобу.

Устраняя в нас последние сомнения в благонадежности Франции, советская пропаганда изображала ее в качестве чуть ли не вечного союзника России. Пропагандисты любили вспоминать, что в XII веке французский король Генрих I взял себе в жены дочь киевского князя Ярослава Мудрого. Анна Русская стала королевой Франции и, пока ее сын Филипп I рос, фактически правила французами. Особый же акцент в Кремле делали на то, что в обе мировые войны ХХ столетия французы находились по нашу сторону баррикад. Советскому народу постоянно рассказывали о французской авиационной дивизии «Нормандия-Неман», храбро сражавшейся на восточном фронте. Воспевались подвиги французских партизан, тем более что среди них преобладали коммунисты.

С удовлетворением отмечали в СССР и тот факт, что французская компартия играла важную роль в политической жизни своей страны, стимулируя сближение Парижа с Москвой. Газета французских коммунистов L’Humanitй («Юманите»), идеологически правильная и при этом, не в пример советским аналогам, красочная и живая, широко распространялась в Советском Союзе. Ею не брезговали даже сочинские девицы-модницы. Стремясь во всем подражать идолам французских кино и эстрады, они среди прочего попивали тогда еще диковинный напиток кофе в только что открывшихся и чрезвычайно популярных кафетериях и демонстративно, на виду у всех листали пухлые экземпляры «Юманите». Это считалось высшим шиком.