— Такова судьба, волшебник. Ты, кто видел своими глазами Книгу Тысячи, должен знать это лучше остальных.

– Я видел как её пишут и переписывают, Дархан. И я слишком хорошо знаю натуру тех, у кого есть власть, чтобы верить им на слово.

Черный Генерал замолчал. Хаджар не видел его лица, но подозревал, что тот задумался.

— На что ты намекаешь, волшебник?

– Разве ты не видишь, Дархан, что кто-то стоит за всем этим? Кто-то, для кого мы — лишь марионетки.

И вновь этот смех.

— Даже Младшие Боги рассказывают между собой истории о тебе, Мастер Ста Тысяч Слов. Ученик Ху’Чина, Синего Пламени. Спаситель Драконов, Мудрец, первый из смертных, кто прошел через испытание Небес и Земли. Тот, кто дышит магией и разговаривает истинными словами. Я не ожидал, что из всех, с кем я сражался, именно ты попытаешься избежать своей участи подобной хитростью.

Пепел оперся всем весом на свой посох.

– Ты еще так молод, Дархан…

— Молод?! Ты повредился разумом, смертный! Я старее чем все, что ты видишь. Я древнее, чем воздух в этом мире! Горы для меня — лишь медленные волны, перетекающие от горизонта к горизонту. Я…

– Молод и глуп, – перебил волшебник. – а еще чрезмерно словоохотлив. Тебя прислали сюда, чтобы ты убил меня? Тогда не томи – приступай. Мне еще везти цветы на рынок. А это сперва за мешком зайти, потом с королем фей полевых лугов договариваться… слишком много дел.

Черный Генерал, шокированный услышанным, поднял меч и…

Хаджар стоял на холме, укрытым высокой зеленой травой. Птица Кецаль ютилась в гнезде во вновь подросшем дереве, а у камня сидел завернутый в черный плащ первый из Дарханов. Его лица не было видно.

Лишь до того седые, что даже белые волосы, струились из-под капюшона.

От того надменного, дерзкого и самоуверенного мечника, которым когда-то предстал Черный Генерал и которого Хаджар видел в этих, явно, воспоминаниях – не осталось и следа.

– Что это было? – спросил Хаджар.

Признаться, ему было радостно услышать свой молодой и звонкий голос, а не старческое кряхтение. Да и стоять в полный рост на крепких, как стволы деревьев, ногах, а не опираться на трость – было тоже приятно.

Только потеряв, начинаешь ценить – фраза, явно придуманная стариком, вспоминающим о ушедших годах. А вовсе не о той романтической ерунде, которую ей приписывают барды и менестрели.

Есть копченое мясо, не рискуя потерять зубы – та проза жизни, о которой не думаешь в молодости, но тоскуешь к старости.

– Ты хотел знать больше о Параде Демонов.

– И?

– Ты узнал, – лаконично закончил Черный Генерал. – больше, чем знает кто-либо за пределами Страны Бессмертных.

Хаджар прокрутил в воспоминаниях все, что увидел.

– Получается, – протянул он задумчиво. – пошатнул четыре мира Волшебник Пепел, когда начал войну против Седьмого Неба… и после этого, каждый определенный промежуток времени, случается новая война… которую называют Парадом Демонов, так?

Черный Генерал не ответил. Но Хаджару не нужно было видеть шрам от клятвы крови, чтобы понять, когда и где заканчивается поводок её ограничивающий.

Молчание первого из Дарханов было красноречивее любого ответа.

– А сколько раз он происходил?

– Скоро будет седьмой.

Седьмой… опять цифра семь.

А уж о том, как легко и изящно Черный Генерал обошел явный запрет клятвы и говорить не хотелось. Сколько бы миллионов лет не минуло с тех давних пор, Враг всего сущего явно успел поумнеть за это время.

Что делало его еще опаснее.

– И, учитывая, что Пепел помог четырем мирам в твоем заточении на Гору Черепов, то, получается, ты не смог его убить.

– Не смог, – Черный Генерал признал свое фиаско абсолютно индифферентно. – и это было давно, мой ученик. Если бы мы сразились сейчас…

– Ты бы победил?

– Нет. Скорее всего, у меня не было бы ни единого шанса. Волшебник подчиняет себе силы, осознание которых для меня невозможно. Даже Яшмовый Император, Князь и Две Королевы, не решаются спорить в искусстве магии с Мудрецом.

– Получается, что не один ты настолько силен, чтобы стать угрозой всему сущему.

Хаджар задумался. Что-то здесь было не так. Создавалось впечатление, что Черный Генерал хочет ему что-то сказать, но, будучи скованным клятвами, не может.